или

термин. Августин, отличая слова изреченные от пребывающих в уме (De Trinitate XV), считал, что эти мысленные термины не принадлежат ни одному языку, поскольку, оставаясь в уме, они не могут быть выражены внешне, хотя звуки внешне произносятся, поскольку внешне представляют собою знаки, подчиненные этим понятиям. Боэций в Комментарии к трактату Аристотеля «Об истолковании» делит речь, а в соответствии с нею и термины на написанные, произнесенные и мысленные. Написанный термин есть часть суждения, его можно увидеть телесными очами. Произнесенный термин - это часть суждения, произнесенного устами, по своей природе он таков, что его можно услышать телесными ушами. Мысленный термин - это интенция, или впечатление души, естественно обозначающее нечто или причастное к обозначению. По природе этот термин составляет часть мысленного суждения и замещает то, что им обозначается. Отличая свое понимание термина от аристотелевского, У. Оккам, чью философскую позицию называют терминизмом, пишет: «Все, кто занимается логикой, пытаются внушить, что доказательства составляются из суждений, а суждения из терминов. Отсюда следует, что термин не что иное, как связываемая часть суждения... Но хотя любой термин есть или может быть частью суждения, не все термины имеют одну и ту же природу... Я утверждаю, что слова суть знаки, подчиненные понятиям или интенциям души, не потому, что, если слово „знак" взять в собственном смысле, то сами слова обозначают понятия души, а потому, что слова предназначены для того, чтобы обозначать то же самое, что обозначают понятия ума. Так, что сначала по природе понятие обозначает что-то, а затем слово обозначает то же самое, поскольку слово по установлению обозначает то, что обозначено понятием ума. И если это понятие изменит свое значение, то тем самым и слово без всякого нового соглашения изменит свое значение... Однако между тремя видами терминов (имеется в виду Боэциево деление. - С. Я.) можно обнаружить и некоторые различия. Одно различие: то, что понятие или впечатление души обозначает, оно обозначает по природе, а термин, произнесенный или написанный, обозначает нечто лишь по установлению. Из этого вытекает и другое различие, а именно: произнесенный или написанный термин может по желанию изменять свое значение, мысленный же термин не изменяет своего значения ни по чьему желанию... Имя „термин" понимают трояко. Во-первых, термином называют все то, что может быть связкой или крайним членом категорического суждения, а именно субъектом или предикатом, или определением крайнего члена или глагола. В этом смысле термином может быть даже суждение, как и часть его. Ведь правильно сказать: „«Человек - живое существо» есть правильное суждение", в котором все суждение «человек - живое существо» есть субъект, а „правильное суждение" - предикат. В другом смысле это имя „термин" можно понимать как то, что противоположно предложению. В этом случае все несоставное называют термином. В-третьих, под термином в прямом смысле слова понимают то, что, взятое для обозначения, может быть субъектом или предикатом суждения. И в этом смысле ни глагол, ни союз, ни наречие, ни предлог, ни междометие не есть термин... Термином в этом смысле может быть не только несоставное, но и сложенное из двух несоставных частей, то есть из прилагательного и существительного, из причастия и наречия или из предлога с падежом, которого он требует, подобно тому как оно может быть субъектом или предикатом суждения... Термином может быть не только слово в именительном падеже, но и в косвенном падеже, так как оно может быть и субъектом, и предикатом суждения» (Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 2. С. 900-902).

opposition, contradictory - противоположность, противоречие; состоит из утверждения и отрицания одной и той же вещи; Аристотель говорит (An. Pri. I, c. 5, 27a29-30): "Под противолежащей я понимаю, что если общая посылка отрицательная, то частная утвердительная; если же общая утвердительная, то частная отрицательная". Это свойственно контрадикторной противоположностью. Аристотель отмечает (An. Pri. II, c. 8, 59b9-11): "Под противолежащими друг другу [по противоречию] я подразумеваю "быть присущим всем" и "быть присущим не всем", а также "быть присущим некоторым" и "не быть присущим ни одному"; под противоположными друг другу - "быть присущим всем" и "не быть присущим ни одному", а также "быть присущим некоторым" и "не быть присущим некоторым". В более широком смысле различаются четыре вида противоположности (см. Аристетель, Met. Y, c. 10, 1018a20-1018b19): контрадикция (противопоставление бытия его отрицанию, как белое и не-белое); обладание и лишенность (наиболее различающиеся между собой свойства, наличие которых возможно в одном и том же носителе, как зрение и слепота); контрарность (абсолютное противопоставление двух вещей, как сладкое и горькое); относительность (противопоставление двух существо, имеющих отношение друг к другу, как отец и сын). Две крайние точки, от которых идет развитие и разложение - это противоположности. Аристотель устанавливает отношения между видами противоположностей (Met. X, c. 4, 1055b1-29): "Если же виды противолежания - это противоречие, лишенность, противоположность и отношение, а первое из них - противоречие и у противоречия нет ничего промежуточного, тогда как у противоположностей оно возможно, то ясно, что противоречие и противоположность не одно и то же. Что же касается лишенности, то она есть некоторого рода противоречие: ведь обозначают как лишенное то, что чего-то лишено либо вообще, либо в некотором отношении, или то, что вообще не в состоянии обладать чем-то, или то, что, будучи по природе способным иметь его, его не имеет (мы говорим здесь о лишенности уже в различных значениях, как это разобрано у нас в другом месте); так что лишенность - это некоторого рода противоречие, иначе говоря, неспособность, точно определенная или взятая вместе с ее носителем. Поэтому у противоречия нет ничего промежуточного, но у лишенности в каких-то случаях оно бывает: все или есть равное, или не есть равное, но не все есть или равное, или неравное, разве только то, что может быть носителем равенства. Так вот, если разного рода возникновение для материи происходит из противоположного и исходным служит либо форма и обладание формой, либо некоторая лишенность формы, или образа, то ясно, что всякое противоположение есть некоторого рода лишенность, но вряд ли всякая лишенность есть противоположение (и это потому, что вещь, лишенная чего-то, может быть лишена его не одинаковым образом): ведь противоположно [только] то, от чего изменения исходят как от крайнего. А это очевидно также из наведения. В самом деле, каждое противоположение содержит лишенность одной из противоположностей, но не во всех случаях одинаково: неравенство есть лишенность равенства, несходство - лишенность сходства, а порок - лишенность добродетели. И различие здесь бывает такое, как об этом было сказано раньше: в одном случае имеется лишенность, когда нечто вообще лишено чего-то, в другом - когда оно лишено его или в определенное время, или в определенной части (например, в таком-то возрасте, или в главной части), или повсюду. Поэтому в одних случаях бывает нечто промежуточное (и человек, например, может быть не хорошим и не плохим), а в других - нет (необходимо же числу быть либо нечетным, либо четным). Кроме того, одни противоположности имеют определенный носитель, а другие нет. Таким образом, очевидно, что всегда одна из противоположностей подразумевает лишенность [другой]; но достаточно, если это верно для первичных противоположностей и их родов, например для единого и многого: ведь все другие противоположности сводятся к ним".

power, potency, potentiality - сила, могущество, потенциальность, возможность, способность; прежде всего означает принцип действия; во-вторых, превращение: то что воспринимает действие также наделяется силой. По Аристотелю (Met. IX c. 1, 1046a10-19) различными видами потенциальности являются: "некоторые начала и называются способностями по их отношению к одной первой способности, которая есть начало изменения вещи, находящееся в другом или в ней самой, поскольку она другое. А именно: это, во-первых, способность претерпевать как заложенное в самой претерпевающей вещи начало испытываемого ею изменения, вызываемого другим или ею самой, поскольку она другое; это, во-вторых, обладание невосприимчивостью к худшему и к тому, чтобы быть уничтоженным чем-то другим или самой вещью, поскольку она другое, через начало, вызывающее изменение. Во всех этих определениях содержится мысль о первой способности. Далее, эти способности означают способности либо вообще делать или претерпевать, либо делать или претерпевать надлежащим образом, так что в мысли о них так или иначе содержатся мысли о способностях, указанных раньше". Потенция просто обозначает несуществование вещи и ее безразличие к бытию или небытию, ее сила и способность указывают, что то, что уже имеет бытие - имеет через него и направленность к действию. Следовательно, потенциальность так или иначе есть, но ее силе не хватает бытия, как второй актуальности, которая означает действие, потому что она может быть и может быть мыслима без действия, принципом которого она сама является; она есть благодаря первой актуальности, которая означает бытие (поскольку она не может быть мыслима как несуществующая), она является принципом самой силы. Как считает Бонавентура, все это, однако, свойственно силам и потенциям души, таким как память, мышление, воля. Более того, сила или потенция отличается от habitus( состояние), потенция не включает состояния, подобно потенциальности, хотя основывается на естественных принципах. Сила производит действие (подобно тому как интеллект мышление), характерные свойства производят более конкретные действия (подобно тому как логика более правильно направляет мышление). По Бонавентуре (In lib. I Sent., d., q. 2, a. 2, q. 1 ad arg.): "Состояние - это то, чем сила есть в действительности". По Аристотелю потенциальность бывает двух видов (Met. II, c. 5, 417a21-417b2): "Нужно также более подробно определить способность или возможность (dynamis) и действительность (entelecheia). Пока мы о них говорили в общих чертах. Мы говорим о чем-то знающем, во-первых, в том смысле, в каком мы говорим о знающем человеке, что он принадлежит к знающим и обладающим знаниями, во-вторых, в том смысле, в каком мы называем знающим того, кто владеет грамматикой. Каждый из них обладает возможностью не в одинаковом смысле, а один обладает ею потому, что принадлежит к такому-то роду, т.е. к чему-то материальному (hyle), а другой потому, что он может что-то исследовать, когда хочет, если только не будет внешнего препятствия. А тот, кто уже исследует, есть знающий в действительности, он в полном смысле слова знает, [например], вот это А. Итак, оба первых суть знающие в возможности, но один из них - поскольку изменяется благодаря обучению и часто переходит от одного состояния к противоположному, другой же - иным способом, а именно от обладания знанием арифметики и грамматики и неосуществленности этого знания - к его осуществлению (to energein)".

reason, nature, relation, principle, ground, argument, definition, criterion - разум, природа, отношение, принцип, основание, довод, определение, критерий, логос; иногда использовалось как синоним интеллекта, затем подразделялось на спекулятивный и практический разум; иногда понималось как деятельность мышления из-за дискурсивности акта мышления. По Фоме (In lib. I Sent. d. 33, q. 1, a. 1 ad 3): "Разум понимается в двух смыслах: то называется разумом, что имеет место в разумном, а именно сам акт разума, сила или способность, существующая в разуме; но иногда разум понимается как интенция или как то, относительно чего она дает дефиниции вещей, так как разум есть дефиниция, или еще он называется аргументацией". По Фоме существует три акта разума (In lib. I An. Post. lect. 1); первые два акта - как разумные понимаются в том смысле, что разум является разновидностью мышления: (1) деятельность интеллектуального мышления, нераздельного и несоставного, которым вещь понимается как она есть, относительно ее сущности; в нем не может быть ошибки, истинности или ложности, этот разум является предметом "Категорий"; (2) сравнивающая и составляющая деятельность интеллекта, от которой проистекают действия определения истинности или ложности (это является предметом "Об истолковании"); (3) действие разума, согласно которому существует собственно разум, то есть выяснение происхождения одних вещей от других, так знание одной вещи дает ключ к познанию других вещей, доселе неизвестных (это предмет книг по логике). Разум как интенция может означать определение вещи, так например в "Категориях" (1, 1a): "Соименными называются предметы у которых и имя общее, и соответствующая этому имени речь сущности одна и та же". Поскольку разум может давать определения, то он используется для определения конечных причин, формальных причин и любых других. Разум как способность души является третьей силой души; он использует вегетативную и чувственную силы как своих слуг и "используется в очень прочной концепции существующих вещей, или в понимании отсутствующих или в исследовании непознанных", по Боэцию существует две части в логической науке или искусстве размышления: диалектика, или искусство суждения, и топика, как искусство открытия.

I = ad- II an- = amb- (напр. anfractus) III an (intens. anne) conj.

I ūs f. II mānus, a, um арх.

общее, всеобщее, универсалии. Проблема универсалий возникла в античной философии. Обсуждение ее продолжилось в раннехристианской мысли, для которой она имела основополагающее значение в связи с идеей творения мира по Слову. Будучи всеобщим, Слово двуосмыслило идею универсалий: как общего для человека и как общего для Бога, имея онтологическое значение. Сначала неоплатоник Порфирий, проанализировал точку зрения Аристотеля, во «Введении» к его «Категориям» сформулировал эту проблему: «Существуют ли они самостоятельно или же находятся в одних только мыслях, и если они существуют, то тела ли это или бестелесные вещи, и обладают ли они отдельным бытием или же существуют в чувственных предметах и опираясь на них» (Порфирий. Введение к «Категориям» //Аристотель. Категории. М., 1939. С. 53). Позднее ее анализ стал развиваться в трех направлениях, которые в конце Средневековья получили названия реализма (общее до вещей, ante res), концептуализма (общее в вещах, in rebus) и номинализма (общее после вещей, post res) и которые по сути представляли разные аналитические задачи. Если реалистическое направление в основном исследовало проблему самостоятельного существования универсалий в Божественной мысли, которая вместе есть Бытие, Истина и Слово, то концептуализм исследовал проблему связи двух сущих, благодаря которой осуществлялось причащение земного мира горнему, обнаруживались степени присущности существования бытию. Номинализм, представлявший общее имя результатом человеческой договоренности, появился как предтеча дисциплинарного разделения теологии, философии и науки и в самостоятельное направление сложился к XIV в. с появлением идеи однозначного бытия. Универсалии, по Августину, есть Закон и Слово Божие, открытые людям в ходе истории. Общее - это повтор и тождество смыслов и значений сказанного, свидетельствующих о воздействии одного и того же духа. На этом основании для него перевод Септуагинты является более предпочтительным, чем перевод Библии одним Иеронимом, потому что сказанное многими есть свидетельство того, что «как бы едиными устами проявился тот же самый единый Дух» (Августин. О Граде Божием. 1994., Т. 4. С. 72). В основании знания лежит личный, непосредственный опыт, согласованный с тем общим, что его связывает с опытом других. Связь обеспечивается Писанием - произведением универсально-личностным, несущем в себе возможности верификатора, связанного с живым субъектом и истребующего отклика. Боэций в решении этой проблемы занял концептуалистскую позицию: родовые сущности, или субстанции, являясь именами, существуют в конкретной вещи, хотя мыслятся помимо тел. Универсалия целиком и полностью находится в ней, что подчеркивает ее внутреннее происхождение. Единичное при такой тесной связи с субстанцией предстает как субъект-субстанция (см. SUBSTANTIA SUBIECTA). Имя субстанции в таком случае двуосмысливается: оно не просто прилагается к вещам, имеющим разные определения, а прилагается к вещи, внутри самой себя двуосмысленной, ее имя может быть и ее собственным именем, и именем субстанции, что Боэций назвал эквивокацией (см. AEQUIVOCATIO). В делении рода на наивысший (то, больше чего нет) и подчиненный (вид) Боэций обнаружил эквивокативность самих понятий, которые представляют степени общности и традиционно связаны с теорией определений. Однако, по Боэцию, определению подлежат индивиды и подчиненные роды (виды), поскольку определение возможно на основании рода. Наивысшие роды могут быть только описаны через собственные признаки, способствующие пониманию, но не являющиеся понятиями. Общим для наивысших родов оказывается имя бытия: «О каждом из них можно сказать, что он есть. Ведь субстанция есть, и качество есть, и количество есть, и то же самое говорится обо всех остальных. Глагол „есть" говорится обо всех одинаково, но при этом им всем присуща не какая-то одинаковая субстанция или природа, но только имя» (Боэций. Комментарий к Порфирию // Боэций. Утешение философией. С. 11-12). Поскольку же наивысший род целиком и полностью входит в единичную вещь, в итоге создаются логические основания для ее неопределенности; определения этой вещи через подчиненные роды охватывают ее не полностью, но выражают направленность логического внимания на ее некие статусы. Универсальными оказываются только имена. Представлением эквивокативности имени как универсалии задается не эманационная, а креативная модель мира. Имя есть связь двух миров: Божественного и человеческого. «Божественная душа», которая понимает недоступное чувствам, дает имена «рассуждениям разума, тем самым делая его понятным» (там же. С. 6). Роль универсального транслятора имен, обеспечивающего не только связи между вещами и способами их интеллектуального выражения, но и возможности смысловых преобразований осуществляют акцидентальные признаки.

Конец XI в. знаменуется «спором об универсалиях». Предметом обсуждения были идеи сходства и тождества вещей (сведение их в одно, собирание, collectio) и их отличие, возможности их универсальной выраженности. Номиналистические идеи Росцелина, касающиеся отношений единства и троичности Бога, были направлены на выработку доказательной точности. Росцелин поставил проблему возможности конвенционального существования универсалий. Эта проблема выражена в виде вопросов: 1) если в реальном бытии Бога нет никакой различенности, то его понимание как Троицы не есть ли дело конечных людей, и потому приложение к Нему универсальных имен конвенционально? 2) если речь идет о реальном, а не словесном различении Божественных Персон, то нельзя ли допустить троичность субстанций? 3) если трех лиц не может быть там, где нет трех вещей, а трех вещей нет там, где нет множества, то возможна ли троичность там, где нет множества? 4) можно ли утверждать, что Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой тождественны, если у не имеющих множества Лиц не может быть даже подобия? Ведь подобие предполагает несходство, а сходство предполагает наличие разных вещей; 5) тождественны ли выражения «троичный Бог» («троичная субстанция») и «три Бога» («три субстанции»), «три речи» и «тройная речь», если учитывать, что выражение «двойной удар» означает два удара? 6) почему имя «Бог» - единичное имя, а не универсалия, если существует множество различенных субъектов, им предицируемых: Отец есть Бог, Сын есть Бог, Святой Дух есть Бог? (См.: Петр Абеляр. Теология Высшего блага // Петр Абеляр. Тео-логические трактаты. С. 174-177).

Ансельм Кентерберийский выводил универсалии из души и высказывающей речи. Он фиксирует логическое внимание на укорененности любого обозначения вещи в Божественном уме. У Ансельма всякая субстанция понимается как универсалия, однако если номиналисты рассматривали субстанциальное имя как однозначное, то у Ансельма и имя субстанции, и понятие существования эквивокативно: субстанция - это и род в родо-видовых отношениях, существующая в единичных вещах (телах), и Божественная сущность, понятая как «вечный, недвижный, неизменный, простой, неделимый Дух» (Ансельм Кентерберийский. Монологион // Ансельм Кентерберийский. Соч. С. 77). Ансельм полагает, что единство двух субстанций осуществляется актом интеллектуального «схватывания», или конципирования, которое выражено в высказывании и благодаря которому обнаруживается истина, которая определяется как «правильность, воспринимаемая одним лишь сознанием» (Ансельм Кентерберийский. Об истине // Там же. С. 186). Любая вещь существует потому, что было высказано, что она существует (там же. С. 169). Истина, или правильность, одна, неизменна и не зависит от обозначения (см. SIGNIFICATIO). Она не исчезает при исчезновении обозначения. Напротив, только в соответствии с нею требуется обозначение того, что должно быть обозначено, а поскольку истина и слово суть одно, то и сама истина требует обозначения того, что должно быть обозначено. Обозначение требуется для перевода единого универсального в разнообразное. Следовательно, по Ансельму, не потому существует много правильных обозначений и соответственно много единичных правильностей, что есть много вещей, а напротив: вещи существуют правильно в том случае, когда они существуют согласно должному, что свидетельствует о том, что у них одна правильность, или истина. Сами вещи и их обозначения существуют благодаря ей, которая существует не в вещах (позиция концептуализма) и не из них (позиция номинализма), а сама по себе до и вне вещей. В основе концепции Петра Абеляра лежит идея концепта (см.: CONCEPTUS), связанного с анализом речевого высказывания, что предполагало разделение словесности на язык и речь. Опора на речь позволила определить позицию Абеляра как сермонизм, или диктизм. Универсалии, по Абеляру, - не вещь и не имя вещи. Это их всеобщая, звуком выраженная связь. Способом, позволяющим осуществить такую связь, является возможность 1) превращения общего в вещь и 2) обнаружения его как вещи и не-вещи. Логически эту возможность предоставляет глагол «есть», предоставляющий несколько форм связи: 1) действие, отсылающее к предикации вещи, 2) отождествление («есть» это то). Вещь при этом исчезает, но исчезает и различие между субъектом и предикатом; 3) происхождение («есть» означает эманацию свойства). Само происхождение предстает как перенесение качеств субъекта на вещь и как правильное «схватывание» вещи словом, где значит каждый звук, выражающий вещь. Поэтому наивысший смысл концепта есть извещение (enuntiatio), т. е. изречение как схваченность смысла в определенный (здесь и сейчас) момент времени. Слово, таким образом, имеет статус осмысленной речи. Речь связана со смыслами, не выраженными вербально, но подразумеваемыми в уме и естественно возвращающими к первообразам, которые обогащены этими смыслами.

В XIII в. своеобразный концептуалистский синтез идей относительно универсалий осуществил Фома Аквинский. В XIV в. Проблему универсалий в концептуалистском духе решал Дуне Скот, который понимал под универсалиями реальность связей. Оккам выдвинул три основания, согласно которым универсалии не являются особыми реальными субстанциями, существующими вне человеческой души, они только образ и знак вещей. Знаки называются терминами (см. TERMINUS).

knowledge, scientific knowledge, science - знание, научное знание, наука; любое конкретное знание, происходящее из конкретных, но не демонстративных принципов; или любое конкретное и очевидное знание вещей через свойственые им причины; в более широком смысле - все искусства можно было бы назвать науками. В более строгом смысле - дискурс это движение от принципов к выводам, включая присущность и интеллектуальное видение, подразумевающее уверенность, проистекающую из понимания принципов. По Аристотелю и его последователям, сама наука полагается через категорию соотношения, знание является соотнесенным с тем, что познается; один из соотнесенных коррелятов (вещь) может существовать без другого коррелята (знания), но не может быть никакого знания без вещи; несмотря на это корреляты обычно существуют одновременно (см. Аристетель - Cat. 7, 7b 22-34). Более строго (например, у псевдо-Гроссетеста), знание - это страсть или совершенство, являющееся результатом единства интеллекта и интеллектуального могущества; это способ его бытия или становления, полагаемый в мышлении; в терминах действительности - это состояние, при котором истина отделяется от лжи. Псевдо-Гроссетест разделяет способ и виды состояний: "Знание является либо названием состояния, при котором мышление спекулятивно устанавливает, что является истинным, а что ложным, при этом мыслит актуально - именно это и называется знанием - поскольку состояние это половина пути между возможностью и действительностью, путь перехода возможности в действительность; еще этот акт спекуляции или мышление, точно выражаясь, есть полагание; сюда относится как предрасположенность к акту познания, так и состояние познания, в ходе которого обучаемый начинает познавать через определенные упражнения; и то, что называется обучением, осуществляемым под руководством кого-то другого - это знание для учителя называется доктриной, а для ученика - дисциплиной. Далее, он продолжает, следуя за Аристотелем, что знание может быть простым или сложным: простое, если оно непосредственно схватывает единство или сущность вещи; и сложное, если оно постигает сущность с помощью дефиниций и развивается дискурсивно через суждение. Это действительно сложное знание, являющееся нашей реконструкцией несотворенного мышления или Бога, который в действительности есть совершенно простой. Знание может быть знанием причины и знанием следствия; первое исходит из первых принципов и содержится в них; второе является диалектическим и осуществляется через соединение отдельного, постигаемого в опыте, с универсалиями. Многие философы со времен Аристотеля полагают, что существует три спекулятивных науки: метафизика (которая имеет дело с вещами, полностью абстрагированными от материи и движения), математика (имеющая дело с вещами, абстрагированными от движения, но не от всех видов материи) и физика (имеющая дело с материей и движением). Частные науки имеют дело с интенциями вещей (диалектика и демонстративные науки) или с речью (грамматика и риторика); они включают те науки, которые часто называются практическими науками: этику и политику. Сравн. ARS, PROPOSITIO PER SE NOTA.