даёт+себя+знать

Цицерон, "Тускуланские беседы", I, 22, 52: Cum igitur nosce te dicit, hoc dicit: nosce animum tuum. Nam corpus quidem quasi vas est aut aliquid animi receptaculum: ab animo tuo quidquid agitur, id agitur a te "Говоря "познай себя", он [ Аполлон ] говорит: "познай свою душу". Ибо тело есть как бы сосуд или иное вместилище души: что бы ни делал твой дух, это делаешь ты сам".

Ювенал, "Сатиры", XI, 27:

...Íll(um) ego júre

Déspiciám, qui scít, quantó sublímior Átlas

Ómnibus ín Libyá sit móntibus, híc tamen ídem

Ígnorét, quantúm ferráta dístet ab árca Sácculus.

É caeló descéndit gnóthi seáuton.

...Презренья достоин

Тот, кто умеет сказать, насколько возвышенней Атлас

Ливии гор остальных, и при этом все же не видит,

Чем его тощий кошель превосходит сундук, что окован.

I ūs f. II mānus, a, um арх.

I āvī, ātum, āre II volo, voluī, —, velle III volo, ōnis m. [ volo II ]

Máxima débetúr pueró reveréntia: síquid

Túrpe parás, ne tú puerí contémpseris ánnos.

Séd peccáturó obstét tibi fílius ínfans.

Мальчику нужно вниманье великое: если задумал

Что-либо стыдное ты, - не забудь про возраст мальчишки:

Пусть твой младенец-сын помешает тебе в преступленье.

Túqu(e) adeó, quem móx quae sínt habitúra deórum

Cóncili(a) íncertúm (e)st, urbísn(e) invísere, Cáesar,

Térrarúmque velís cur(am) ét te máximus órbis

Áuctorém frugúm tempéstatúmque poténtem

Áccipiát, cingéns matérna témpora mýrto,

Án deus ímmensí veniás maris ác tua náutae.

Númina sóla colánt, tibi sérviat última Thúle...

...........................................................................

Dá facilém curs(um) átqu(e) audácibus ádnue cóeptis

Ígnarósque viáe mecúm miserátus agréstis

Íngreder(e) ét votís jam núnc adsuésce vocári.

Ты, наконец, - как знать, какие сонмы бессмертных,

Цезарь, воспримут тебя! - городов ли хранителем будешь

И попеченье земель предпочтешь и будешь вселенной

Ты, как податель плодов, властелин над чредами погоды

Принят, главу увенчав листвой материнского мирта,

Станешь ли богом морей беспредельных и чтить мореходы

Будут тебя одного, покоришь ли дальную Фулу...

...........................................................................

Легкий даруй нам путь, начинаньям способствуй отважным

И, пожалев поселян, еще незнакомых с дорогой,

Нас предводи, благосклонно приняв призывания наши.

(Перевод С. Шервинского)

Призывая помощь богов в начале своей земледельческой поэмы, Вергилий завершает это вступление широко развернутым обращением к " будущему богу" - молодому властителю Рима Октавиану.

Упоминаемая здесь "крайняя Фула" - остров, открытый на далеком севере греческим мореплавателем Пифеем, который совершил в конце IV в. до н. э. плавание вдоль западного побережья Европы. Оставленное им сочинение "Об океане" было впоследствии утрачено, и в настоящее время можно только предположительно отождествить Фулу с нынешней Исландией, или с каким-либо из Фарерских островов (ср. ниже цитату из Вальтера Скотта).

В эпоху Вергилия Фула представлялась полусказочной страной, и именно В этом смысле выражение ultima Thule как символическое обозначение "края света" продолжает жить в литературе нового времени.

С "крайней Фулой" связаны очень интересные строчки Сенеки ("Медея", 374-378), воспринимаемые как предсказание открытия Нового Света:

Veniént annís saecúla serís

Quibus Óceanús vincúla rerúm

Laxét et ingéns pateát tellús

Tethýsque novós detégat orbés

Nec sít terrís ultíma Thulé.

абстракция, мысленное выделение неких сторон вещи из ее целостности; нечто, взятое отдельно от вещи, с которой оно неразрывно связано, что и означает: взятое абстрактно. По Боэцию, «когда мы занимаемся делением или абстрагированием, мы мыслим не то, что есть на самом деле; но при этом само мышление ни в коей мере не является ложным. Дело в том, что существует много вещей, которые имеют свое бытие в других; от этих других они либо вообще не могут быть отделены, либо, раз отделенные, никоим образом не продолжают своего существования... Но дух, принимающий от чувств в себя все вещи нерасчлененными и перемешанными с телами, собственной своей силой и размышлением расчленяет их. Ибо все бестелесные вещи... получающие свое бытие в телах, чувство передает нам вместе с самими телами. Но зато дух, наделенный способностью связывать разъединенное, а соединенное разлагать, так расчленяет переданные ему вещи, спутанные чувствами и связанные телами, что они предстают перед ним сами по себе в бестелесной своей природе, отдельно от тел, с которыми срослись» (Боэций. Комментарий к Порфирию // Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты. М., 1991. С. 26-27). Абстрактным является процесс образования универсалий. Петр Абеляр предваряет проблему универсалий следующими словами: «Но прежде - об абстракции. Итак, нужно знать, что материя и форма всегда существуют вместе, вперемешку, но мышление обладает такой способностью, что то созерцает материю саму по себе, то переносит внимание на одну только форму, то постигает их в смешанном виде. В двух первых случаях это происходит благодаря абстракции, когда нечто извлекается из общей связанности, чтобы можно было рассмотреть его собственную природу. В третьем случае это происходит благодаря конъюнкции. Возьмем, к примеру, субстанцию вот этого человека. Она и тело, и живое существо, и человек, она облачена в неопределенное множество форм: покуда я обращаю внимание на материальную сущность субстанции, разграничив все формы, я произвожу понятие с помощью абстрагирования. И когда я обращаю внимание, наоборот, только на телесную целостность, которую я связываю в субстанцию, то это понятие, хотя и произошло с помощью конъюнкции сравнительно с первым, касавшимся только природы субстанции, также образуется благодаря абстракции, отделяющей телесную целостность от других форм, на которые я не обращаю никакого внимания, т. е. на то, что она - живое существо, чувственность, разумность, белизна. Такого рода понятия, полученные с помощью абстракции, могли бы, пожалуй, казаться ложными или пустыми, потому что они изображают вещь иначе, чем она существует. Ведь поскольку они касались особо либо только материи, либо только формы, тогда как ни материя, ни форма не существуют отдельно друг от друга, то очевидно, они воспроизводят вещь совсем иначе, чем она есть, и, следовательно, пусты... Но при абстракции происходит не это. В самом деле, если я рассматриваю этого человека только в качестве субстанции или плоти, а не в качестве живого существа, человека или грамматика, то я не постигаю ничего, кроме того, что в нем есть, это „только" относится лишь к вниманию, но никоим образом не к способу существования» (Петр Абеляр. Логика «для начинающих» // Петр Абеляр. Теологические трактаты. М., 1995. С. 86-87). По Фоме Аквинскому, «мыслительные абстракции бывают двух видов: по одному, всеобщее отвлекается от особенного, как животное от человека, по другому, форма отвлекается от материи, как, например, форма круга отвлекается в мышлении от чувственной материи» (Thomas Aquinas. Summa theologiae. 1, q. 40, a. 3 concl).

диалектика, искусство суждения, одно из искусств тривия, способ рассуждения (см. RATIO), распознавание способов доказательства. По Августину, диалектика, которую он называет «наукой наук», «учит учить, она учит учиться: в ней разум обнаруживает себя и показывает, что он такое, чего хочет, что может. Она знает знать; она одна не только хочет, но и может делать знающими» (Августин. О порядке // Творения блаженного Августина. Киев, 1914. Ч. 2. С. 210). В книге «О христианском учении» он называет ее «наукой диспута и числа», которая царствует в Священном Писании. Боэций со ссылкой на «Топику» Цицерона, полагает, что диалектика «учит двум вещам: открытию и суждению». «Этой столь замечательной науке нужно посвятить все силы ума, чтобы укрепиться в умении правильно рассуждать: только после этого сможем мы перейти к достоверному познанию самих вещей» (Боэций. Комментарий к Порфирию // Боэций. Утешение философией. С. 8). По Абеляру, диалектическая философия «держит меч навостренным, подобно тому, которым пользуется владыка-тиран для погибели; для защиты же, судя по намерению того, кто этим мечом пользуется, он также может быть как полезным, так и вредным. Мы действительно знаем, что перипатетики, которых мы ныне называем диалектиками, опровергали правильными рассуждениями некоторые тяжкие ереси стоиков и эпикурейцев, ту, например, что касается свободной воли» (Петр Абеляр. Теология «Высшего блага» // Абеляр Петр. Тео-логические трактаты. С. 162). Искусство диалектики он определял как «понимание истины вещей, видом которой является мудрость, что тождественно вере» (Petrus Abaelardus. Dialectica. Assen. 1956, P. 469). Фома Аквинский писал: «В процессе мышления, в котором никогда не бывает полной уверенности, некоторые оценки делаются с большей или меньшей степенью вероятности. Порой в ходе этого процесса утверждается не знание, а вера, то есть предположение; происходит это из-за вероятностной природы суждений, от которых отправляется знание, поскольку рассудок мечется... от одной части противоречия к другой; топика, или диалектика, следует этому, так как диалектический силлогизм исходит из вероятностных предпосылок» (Thomas Aquinas. In lib. 1 An. Post. lect. 1).