MANNI

That Cort knew of other worlds is something I long suspected. I think he may have held palaver with the manni who lived outside the city.” / “I CARE NOT ABOUT THE MANNI, ROLAND OF GILEAD. THEY WERE ALWAYS A FOOLISH SECT. TRY ME WITH ANOTHER RIDDLE.” — Я давно подозревал, что Корту известно о существовании других миров. Думаю, он скорее всего общался с манни, которые жили неподалеку от города. / – О МАННИ Я НИЧЕГО НЕ ХОЧУ ЗНАТЬ, РОЛАНД ИЗ ГИЛЕАДА. ЭТО ГЛУПАЯ СЕКТА. ЗАГАДАЙ МНЕ ЗАГАДКУ. (ТБ 4)

“This door opened on many places and many times in the world my friends came from,” Roland said. “I would open it again, but just on the last two. The most recent two. Can that be done?” / They waited as Henchick and Cantab considered. The Manni were great travelers. If anyone knew, if anyone could do what Roland wanted—what they all wanted—it would be these folk. — Эта дверь открывала выход в разные места и времена в мир моих друзей, – сказал Роланд. – Мне бы снова её открыть, но только в два последних места, два недавних момента. / Они стали ждать, пока Хенчик и Кантаб размышляли. Мэнни считались великими путешественниками. Если кто и мог знать, кому и было бы по силам сделать то, чего было нужно Роланду (а по сути им всем), кому же тогда ещё, как ни этим людям. (ТБ 6)

It reminded him of the todash chimes, and he guessed that wasn’t surprising; those chimes were the kammen. – “What does Kra Kammen mean?” he asked Cantab. “House of Bells?” – “House of Ghosts,” he replied without looking up from the chain he was unwinding. “Leave me alone, Jake, this is delicate work.” — Звуки эти напоминали колькольный звон тодэша, что не очень его удивило, этот звон и был каммен. … – Что означает Кра Каммен? – спросил он Кантаба. – Дом Колоколов? … – Дом Призраков, ответил Кантаб, не отрывая взгляда от разматываемой им цепи. – Не мешай, Джей, это очень тонкая работа. (DT 6, sz. 2, 5)

“I am Henchick of the Manni Kra Redpath-a-Sturgis. We are far-seers and far travelers. We are sailors on ka’s wind. Would thee travel on that wind? Thee and thine?” — Я – Хенчик из Мэнни Кра Редпат-а-Старджис. Мы – смотрящие и ходящие в дали. Мы – несущиеся на ветру Ка. Готов ли ты унестись на этом ветру? Ты и твое? (DT 6, sz. 2, 6)

He wasn’t as old as the Manni elder, nor nearly so old as Tian’s Gran-pere (who claimed to be the oldest person not only here but in Calla Lockwood to the south), and yet he seemed somehow older than both. Older than the ages. Some of this no doubt had to do with the haunted eyes that looked out at the world from below the scar on his forehead (Zalia claimed it had been self-inflicted). More had to do with the sound of him. Although he had been here enough years to build his strange Man Jesus church and convert half the Calla to his way of spiritual thinking, not even a stranger would have been fooled into believing Pere Callahan was from here. His alienness was in his flat and nasal speech and in the often obscure slang he used (“street-jive,” he called it). He had undoubtedly come from one of those other worlds the Manni were always babbling about, although he never spoke of it and Calla Bryn Sturgis was now his home. He had the sort of dry and unquestionable authority that made it difficult to dispute his right to speak, with or without the feather. — Не такой старый, как старейшина Мэнни, гораздо моложе дедушки Тиана (который заявлял, что старше его никого нет от Кэллы Локвуд до самого юга), и, однако, он казался старше их обоих. Старше вечности. За это говорили и его глаза, смотревшие на мир из-под шрама на лбу (Залия утверждала, что он сам вырезал этот крест), в которых читалась мудрость веков, и, даже в большей степени, его голос. Хотя он прожил в Кэлле достаточно долго, чтобы построить церковь своему странному Человеку-Иисусу и обратить в свою веру половину жителей, даже незнакомец никогда бы не принял Пера Кэллахэна за местного. Его инородность проявлялась и в произношении, и во многих словах, которые до него в Кэлле никто не слышал (“уличный жаргон”, как он их называл), а знакомые слова обретали в его устах новый смысл. Не вызывало никаких сомнений, он пришел из одного из других миров, о существовании которых постоянно твердили Мэнни, пусть сам никогда об этом не рассказывал, а Кэлла Брин Стурджис давно уже стала ему домом. И безоговорочное уважение, которым он пользовался, давало ему полное право говорить, когда у него возникало такое желание. И едва ли кто мог оспорить это право, с перышком или без. (ТБ 5)

A delegation of the Manni-folk came crammed into a bucka drawn by a pair of mutie geldings—one with three eyes, the other with a pylon of raw pink flesh poking out of its back. — Делегация Мэнни приехали на телеге, запряженной двумя меринами-мутантами: одном трехглазом, втором – с большущим розовым наростом на спине. (ТБ 5)

In the faint, unearthly light that comes before dawn, a dozen bucka waggons—they are the kind driven by the Manni, with rounded canvas tops—roll along the road. The canvas is bright clean white, to reflect the sun and keep the interiors cool on hot summer days, and they look like strange, low-floating clouds. The cumulus kind, may it do ya. Each waggon is drawn by a team of six mules or four horses. On the seat of each, driving, are either a pair of fighters or of designated child-minders. — В слабом, неземном предрассветном свете дюжина фургонов, с парусиновым верхом, в таких обычно ездят Мэнни, катится по дороге. Парусина ярко-белая, чтобы отражать солнечные лучи и сохранять в фургоне относительную прохладу даже в жаркие летние дни. А сейчас фургоны напоминают странные, низко летящие облака. Каждый запряжен четырьмя или шестью мулами или лошадьми. На козлах – по два человека, из тех, кому предстоит сразиться с Волками, или из сопровождающих детей. (ТБ 5)

“There’s dash-dinh, which means some sort of religious leader. You’re thinking about that this morning, I think, because of… is it because of the old Manni guy? Is he a dash-dinh?” / Roland nodded. “Very much so. And his name, Jake?” The gunslinger concentrated on it. “Can you see his name in my mind?” — Еще даш-дин, так называют религиозного лидера. Это выражение мелькнуло у тебя в голове утром, думаю, в связи с этим стариком-Мэнни. Он – дэш-дин? / Роланд кивнул. (ТБ 5)

He started up the stairs, chuckling a little, his limp quite pronounced—it got worse late at night. It was a limp Roland’s old teacher, Cort, might have recognized, for Cort had seen the blow which caused it. Cort’s own father had dealt it with an ironwood club, breaking Eldred Jonas’s leg in the yard behind the Great Hall of Gilead before taking the boy’s weapon and sending him west, gunless, into exile. — Он начал подниматься по лестнице, похохатывая, заметно прихрамывая… по ночам хромота проявлялась сильнее. Корт, старый учитель Роланда, узнал бы эту хромоту, ибо Корт видел удар, после которого Джонас охромел на всю жизнь. А нанес его отец Корта палкой из железного дерева, сломав ногу Элдреда Джонаса на лужайке за Большим залом Гилеада, перед тем как забрать оружие мальчика и отослать его на запад, без оружия, в изгнание. (ТБ 4)

“Jonas is the leader?” / “Aye. He limps, has hair that falls to his shoulders pretty as any girl’s, and the quavery voice of an old gaffer who spends his days polishing the chimney-corner… but I think he’s the most dangerous of the three all the same. I’d guess these three have forgot more about helling than you and yer friends will ever learn.” — Джонас – главный? / – Да. Он хромает, волосы падают на плечи, как у женщины, голос дрожит, как у старика… но я думаю, он опаснее остальных. Я полагаю, за этой троицей числится многое из того, что ты и твои друзья даже представить себе не можете. (ТБ 4)

Reynolds said nothing. He often didn’t understand Jonas, but he had been riding with him since the age of fifteen, and knew it was usually better not to ask for enlightenment. If you did, you were apt to end up listening to a cult-manni lecture about the other worlds the old buzzard had visited through what he called “the special doors.” As far as Reynolds was concerned, there were enough ordinary doors in the world to keep him busy. — Рейнолдс предпочел промолчать. Он часто не понимал Джонаса, но сопровождал его с пятнадцати лет и знал, что дополнительных вопросов лучше не задавать. Потому что вопросы эти могли закончиться выслушиванием длинной лекции о других мирах, которые этот старикан посетил, проникнув через, как он говорил, “особые двери”. По разумению Рейнолдса, ему до конца жизни хватило бы и обычных дверей, недостатка которых в мире не ощущалось. (ТБ 4)

The old Manni with the bony shoulders and baleful eyes half-rose. “He says true, folken…” — Старик-Мэнни с костлявыми плечами и мрачным взглядом приподнялся: – Он говорит правду, друзья. (ТБ 5)

The people of the Calla—the folken—had gone completely quiet again, so quiet that once again the evensong of the birds could be heard clearly. — Жители Кальи – братия – затихли совершенно; образовалась такая тишина, что вновь стало очётливо слышно, как в вечернем небе щебечут птицы. (ТБ 5)

“And you, Pere?” Susannah asked. “What did they do with you?” – “Took me to Henchick’s cabin—his kra. That’s where I was when I opened my eyes. During my unconsciousness, his wives and daughters fed me water and chicken broth, squeezing drops from a rag, one by one.” — А ты, отец? – спросила Сюзанна. – Что они сделали с тобой? … – Отнесли меня в хижину Хенчека… его кра. Там я окончательно пришел в себя. На какие-то мгновения очнулся у пещеры, но потом снова отключился. Пока лежал без сознания, жены и дочери Хенчека кормили меня водой и куриным бульоном. Каплями, которые выжимали из тряпки, одну за другой. (ТБ 5)

“Listen, young man. Cantab and I can be back at Red-path Kra-ten well before full dark. There we’ll call our menfolk to the Tempa, which is to us as the Meeting Hall is to the forgetful folk.” — Послушай, юноша. Мы с Кантабом можем вернуться в Кра-тен Красная Тропа задолго до полной темноты. Там мы созовём свой народ в Темпу, что для нас как Зал Собраний для забывчивого народа. (ТБ 6)

Tian therefore plowed with his sister in the traces. No reason not to. Tia was roont, hence good for little else. She was a big girl—the roont ones often grew to prodigious size—and she was willing, Man Jesus love her. — Поэтому Тиан запряг в плуг сестру. Почему нет? Тиа была рунтом, следовательно, ни для чего другого практически не годилась. Девушка крупная, у рунтов это обычное дело, она и не возражала. Человек-Иисус любил ее. (ТБ 5)

“You’re insane,” Benito Cash said, indignant and at the same time almost laughing. “You and all your kind. We ain’t gonna kill our babbies!” / “Would the ones that come back not be better off dead?” the Manni responded. “Great useless hulks! Scooped-out shells!” — Ты безумец, – ответил ему Бенито Кэш, негодующее и одновременно чуть ли не смеясь. – Ты и тебе подобные. Мы не собираемся убивать наших детей! / – А разве те, кто возвращается, лучше мертвых? – спросил Мэнни. – Огромные, бесполезные тела! Пустые, лишенные разума головы! (ТБ 5)

“If we don’t stand and fight soon, we’ll be dead anyway! This is what I say, Tian Jaffords, son of Luke! If we don’t stand and fight soon, we’ll be roont ourselves!” — Если мы не предпримем попытки сразиться с Волками и защитить наших детей, мы все равно, что умрем! Вот что говорю я, Тиан Джеффордс, сын Люка! Если мы не предпримем попытки сразиться с Волками и защитить наших детей, мы станем рунтами! (ТБ 5)

Roland and his mates had learned about todash (what there was to learn) from Vannay, the tutor of court in the long-ago when they had been young. — Роланд и его товарищи узнали о тодаше (что о нём было известно) от Ваннея своего придворного наставника в те далёкие времена, когда ещё были юнцами. ( ТБ 5)

Dreaming. But not just dreaming. This was todash, the passing between two worlds. Supposedly the Manni could do it. And supposedly some pieces of the Wizard’s Rainbow could make you do it, whether you wanted to or not. One piece of it in particular. — Они, конечно, спали. Но не просто спали. Они перешли в состояние, которое позволяло путешествовать между мирами. Вроде бы Мэнни умели это делать. И шары Радуги Мейрлина, судя по всему, могли заставить человека осуществить такое путешествие, хотел он того или нет. Один шар точно мог. ( ТБ 5)

“Todash is another way of traveling,” Eddie said when the laughter had stopped. “Like the doors. And the glass balls. Is that right?” — «Ментальный прыжок – еще один способ путешествия между мирами, – уточнил Эдди, когда смех смолк. – Как двери. Как хрустальные шары. Я прав?» ( ТБ 5)