manni

That Cort knew of other worlds is something I long suspected. I think he may have held palaver with the manni who lived outside the city.” / “I CARE NOT ABOUT THE MANNI, ROLAND OF GILEAD. THEY WERE ALWAYS A FOOLISH SECT. TRY ME WITH ANOTHER RIDDLE.” — Я давно подозревал, что Корту известно о существовании других миров. Думаю, он скорее всего общался с манни, которые жили неподалеку от города. / – О МАННИ Я НИЧЕГО НЕ ХОЧУ ЗНАТЬ, РОЛАНД ИЗ ГИЛЕАДА. ЭТО ГЛУПАЯ СЕКТА. ЗАГАДАЙ МНЕ ЗАГАДКУ. (ТБ 4)

“This door opened on many places and many times in the world my friends came from,” Roland said. “I would open it again, but just on the last two. The most recent two. Can that be done?” / They waited as Henchick and Cantab considered. The Manni were great travelers. If anyone knew, if anyone could do what Roland wanted—what they all wanted—it would be these folk. — Эта дверь открывала выход в разные места и времена в мир моих друзей, – сказал Роланд. – Мне бы снова её открыть, но только в два последних места, два недавних момента. / Они стали ждать, пока Хенчик и Кантаб размышляли. Мэнни считались великими путешественниками. Если кто и мог знать, кому и было бы по силам сделать то, чего было нужно Роланду (а по сути им всем), кому же тогда ещё, как ни этим людям. (ТБ 6)

It reminded him of the todash chimes, and he guessed that wasn’t surprising; those chimes were the kammen. – “What does Kra Kammen mean?” he asked Cantab. “House of Bells?” – “House of Ghosts,” he replied without looking up from the chain he was unwinding. “Leave me alone, Jake, this is delicate work.” — Звуки эти напоминали колькольный звон тодэша, что не очень его удивило, этот звон и был каммен. … – Что означает Кра Каммен? – спросил он Кантаба. – Дом Колоколов? … – Дом Призраков, ответил Кантаб, не отрывая взгляда от разматываемой им цепи. – Не мешай, Джей, это очень тонкая работа. (DT 6, sz. 2, 5)

“I am Henchick of the Manni Kra Redpath-a-Sturgis. We are far-seers and far travelers. We are sailors on ka’s wind. Would thee travel on that wind? Thee and thine?” — Я – Хенчик из Мэнни Кра Редпат-а-Старджис. Мы – смотрящие и ходящие в дали. Мы – несущиеся на ветру Ка. Готов ли ты унестись на этом ветру? Ты и твое? (DT 6, sz. 2, 6)

He wasn’t as old as the Manni elder, nor nearly so old as Tian’s Gran-pere (who claimed to be the oldest person not only here but in Calla Lockwood to the south), and yet he seemed somehow older than both. Older than the ages. Some of this no doubt had to do with the haunted eyes that looked out at the world from below the scar on his forehead (Zalia claimed it had been self-inflicted). More had to do with the sound of him. Although he had been here enough years to build his strange Man Jesus church and convert half the Calla to his way of spiritual thinking, not even a stranger would have been fooled into believing Pere Callahan was from here. His alienness was in his flat and nasal speech and in the often obscure slang he used (“street-jive,” he called it). He had undoubtedly come from one of those other worlds the Manni were always babbling about, although he never spoke of it and Calla Bryn Sturgis was now his home. He had the sort of dry and unquestionable authority that made it difficult to dispute his right to speak, with or without the feather. — Не такой старый, как старейшина Мэнни, гораздо моложе дедушки Тиана (который заявлял, что старше его никого нет от Кэллы Локвуд до самого юга), и, однако, он казался старше их обоих. Старше вечности. За это говорили и его глаза, смотревшие на мир из-под шрама на лбу (Залия утверждала, что он сам вырезал этот крест), в которых читалась мудрость веков, и, даже в большей степени, его голос. Хотя он прожил в Кэлле достаточно долго, чтобы построить церковь своему странному Человеку-Иисусу и обратить в свою веру половину жителей, даже незнакомец никогда бы не принял Пера Кэллахэна за местного. Его инородность проявлялась и в произношении, и во многих словах, которые до него в Кэлле никто не слышал (“уличный жаргон”, как он их называл), а знакомые слова обретали в его устах новый смысл. Не вызывало никаких сомнений, он пришел из одного из других миров, о существовании которых постоянно твердили Мэнни, пусть сам никогда об этом не рассказывал, а Кэлла Брин Стурджис давно уже стала ему домом. И безоговорочное уважение, которым он пользовался, давало ему полное право говорить, когда у него возникало такое желание. И едва ли кто мог оспорить это право, с перышком или без. (ТБ 5)

A delegation of the Manni-folk came crammed into a bucka drawn by a pair of mutie geldings—one with three eyes, the other with a pylon of raw pink flesh poking out of its back. — Делегация Мэнни приехали на телеге, запряженной двумя меринами-мутантами: одном трехглазом, втором – с большущим розовым наростом на спине. (ТБ 5)