роланд

The Sisters of Oriza, Margaret Eisenhart said, was a group of women who liked to help others— / “And gossip amongst theirselves,” Eisenhart growled, but he sounded good-humored. / “Aye, that too,” she allowed. / They cooked for funerals and festivals (it was the Sisters who had put on the previous night’s banquet at the Pavilion). They sometimes held sewing circles and quilting bees after a family had lost its belongings to fire or when one of the river-floods came every six or eight years and drowned the smallholders closest to Devar-Tete Whye. It was the Sisters who kept the Pavilion well-tended and the Town Gathering Hall well-swept on the inside and well-kept on the outside. They put on dances for the young people, and chaperoned them. They were sometimes hired by the richer folk (“Such as the Tooks and their kin, do ya,” she said) to cater wedding celebrations, and such affairs were always fine, the talk of the Calla for months afterward, sure. Among themselves they did gossip, aye, she’d not deny it; they also played cards, and Points, and Castles. / “And you throw the plate,” Roland said. / “Aye,” said she, “but ye must understand we only do it for the fun of the thing. Hunting’s men’s work, and they do fine with the bah.” — Сестры Орисы, – продолжила Маргарет, – это группа женщин. Которым нравится помогать другим… / – И сплетничать о других, – пробурчал Эйзенхарт, но очень уж доброжелательно. / – Ага, и это тоже, – признала она. / Они готовили угощение на поминки и праздники (именно сестры накрывали столы в Павильоне прошлым вечером). Если у кого-то сгорал дом или чью-то ферму затапливало при разливе Девар-Тете, сестры организовывали сбор помощи. Они же поддерживали чистоту и порядок в Павильоне и городском Зале собраний. Устраивали танцы для молодежи и следили за соблюдением приличий. Богатые люди (вроде Тука), иногда нанимали их для проведения свадебных церемоний, и такие свадьбы, будьте уверены, оставались в памяти жителей Кальи на долгие месяцы. В своем кругу они, конечно же, сплетничали, она этого не отрицала, а также играли в карты, “очки”, “замки”. / – И вы бросаете тарелку, – добавил Роланд. / – Ага, – кивнула она, – но ты должен понимать, что мы это делаем только для развлечения. Охота – мужская работа, и они отлично управляются с арбалетом. (ТБ 5)

They come armed, Roland, do ya. With guns—rifles as well as the revolvers yer own tet carries, grenados, too—and other weapons, as well. Fearsome weapons of the Old People. Light-sticks that kill at a touch, flying metal buzz-balls called drones or sneetches. — Они приходят вооруженными, Роланд, понимаешь? С винтовками, револьверами, вроде твоего, гранатами и другим оружием. Наводящим ужас оружием Древних людей. Лучевыми трубками, которые убивают при прикосновении, летающими жужжащими металлическими шарами, которых называют стрекотунами или лопастниками. (ТБ 5)

…and then a sneetch strikes him dead center and he explodes inside his clothes, belching blood and torn flesh from his sleeves, his cuffs, from the busted buttons of his fly. — …сарга ударяет ему в грудь и взрывается под одеждой. Кровь и куски плоти вылетают из рукавов, из ширинки вместе с оторванными пуговицами. (ТБ 5)

It is indeed one of the sneetches, but it sails far off course and none of its guidance systems can lock onto anything. — Это действительно сарга, но отклонение от цели столь велико, что система наведения ее просто не захватывает. (ТБ 5)

Susan, his beloved, was dying before his eyes. / As he watched, his arms held by two villagers on each side, his neck dog-caught in a huge, rusty iron collar, she was dying. Even through the thick stench of the fire Roland could smell the dankness of the pit… and he could see the color of his own madness. Susan, lovely girl at the window, horse-drover’s daughter. She was turning black in the flames, her skin cracking open. — Сюзан, его любимая, умирала у него на глазах. / Его руки держали по два крестьянина с каждой стороны, его шею стиснул огромный ржавый ошейник, а она умирала. Даже сквозь плотный дым костра Роланд чувствовал сырость ямы… и он мог видеть цвет собственного безумия. Сюзан, прелестная девушка у окна, дочка конозаводчика. Она обугливалась в пламени, её кожа трескалась. (ТБ 1)

Susan, his beloved, was dying before his eyes. / As he watched, his arms held by two villagers on each side, his neck dog-caught in a huge, rusty iron collar, she was dying. Even through the thick stench of the fire Roland could smell the dankness of the pit… and he could see the color of his own madness. Susan, lovely girl at the window, horse-drover’s daughter. She was turning black in the flames, her skin cracking open. — Сюзан, его любимая, умирала у него на глазах. / Его руки держали по два крестьянина с каждой стороны, его шею стиснул огромный ржавый ошейник, а она умирала. Даже сквозь плотный дым костра Роланд чувствовал сырость ямы… и он мог видеть цвет собственного безумия. Сюзан, прелестная девушка у окна, дочка конозаводчика. Она обугливалась в пламени, её кожа трескалась. (ТБ 1)

“You make it sound very easy, and why not? To you three, the concept of doorways between this world and your world of tack-sees and astin and fottergrafs seems almost as mundane as riding a mule would to me. Or strapping on a sixgun. — У вас все получается очень просто, и действительно, почему нет? Для вас троих идея перемещения из этого мира в ваш мир с его такси, небоскребами и фотографиями выглядит такой же естественной, как для меня – поездка на муле. (ТБ 5)

“Let’s see. There’s tell-a-me, which means—I think—to gossip about someone you shouldn’t gossip about. It stuck in my head, because that’s what gossip sounds like: tell-a-me.” Jake cupped a hand to his ear. / Roland smiled. It was actually telamei, but Jake had of course picked it up phonetically. This was really quite amazing. He reminded himself to guard his deep thoughts carefully in the future. There were ways that could be done, thank the gods. — Что же еще... Ага, тэлами, что означает... я думаю... сплетничать о человеке, о котором ты сплетничать не должен. Почему-то я ее запомнил, хотя сам вроде бы сплетничать не люблю. / Роланд улыбнулся. Джейк все говорил правильно. Чудеса, да и только. Он дал себе зарок в будущем лучше охранять глубинные мысли. Способы для того имелись, спасибо богам. (ТБ 5)

Roland and his mates had learned about todash (what there was to learn) from Vannay, the tutor of court in the long-ago when they had been young. — Роланд и его товарищи узнали о тодаше (что о нём было известно) от Ваннея своего придворного наставника в те далёкие времена, когда ещё были юнцами. ( ТБ 5)

Dreaming. But not just dreaming. This was todash, the passing between two worlds. Supposedly the Manni could do it. And supposedly some pieces of the Wizard’s Rainbow could make you do it, whether you wanted to or not. One piece of it in particular. — Они, конечно, спали. Но не просто спали. Они перешли в состояние, которое позволяло путешествовать между мирами. Вроде бы Мэнни умели это делать. И шары Радуги Мейрлина, судя по всему, могли заставить человека осуществить такое путешествие, хотел он того или нет. Один шар точно мог. ( ТБ 5)

“Todash is another way of traveling,” Eddie said when the laughter had stopped. “Like the doors. And the glass balls. Is that right?” — «Ментальный прыжок – еще один способ путешествия между мирами, – уточнил Эдди, когда смех смолк. – Как двери. Как хрустальные шары. Я прав?» ( ТБ 5)

“The vagrant dead,” Roland replied. “I heard of them from Alain Johns’s father. It must have been not long after we returned from Mejis, for after that there wasn’t much more time before everything… what is it you say, Susannah? Before everything ‘went to hell in a handbasket.’ In any case, it was Burning Chris who warned us that if we ever went todash, we might see vags.” He pointed across the street where the naked dead man still stood. “Such as him yonder have either died so suddenly they don’t yet understand what’s happened to them, or they simply refuse to accept it. Sooner or later they do go on. I don’t think there are many of them.” — Бродячие мертвяки, – уточнил Роланд. – Я слышал о них от отца Алена Джонса. Вероятно, вскоре после того, как мы вернулись из Меджиса, потому что потом времени на разговоры не осталось… разверзся ад… Во всяком случае, именно Крис Джонс предупреждал нас, что мы можем увидеть бродячих мертвяков, если войдем в Прыжок, – он указал на мертвого мужчину, который стоял на другой стороне улицы. – Такое случается, если они умирают очень быстро и даже не понимают, что с ними произошло. Или когда просто отказываются смириться со смертью. И рано или поздно у них начинается новая жизнь. Не думаю, что их много. (ТБ 5)

“WOULD YOU LIKE A LITTLE MUSIC?” Blaine asked. “I HAVE OVER SEVEN THOUSAND CONCERTI IN MY LIBRARY—A SAMPLING OF OVER THREE HUNDRED LEVELS. THE CONCERTI ARE MY FAVORITES, BUT I CAN ALSO OFFER SYMPHONIES, OPERAS, AND A NEARLY ENDLESS SELECTION OF POPULAR MUSIC. YOU MIGHT ENJOY SOME WAY-GOG MUSIC. THE WAY-GOG IS AN INSTRUMENT SOMETHING LIKE THE BAGPIPE. IT IS PLAYED ON ONE OF THE UPPER LEVELS OF THE TOWER.” / “ Way-Gog?” Jake asked. / Blaine was silent. / “What do you mean, ‘it’s played on one of the upper levels of the Tower’?” Roland asked. / Blaine laughed… and was silent. — МУЗЫЧКУ ПОСЛУШАТЬ НЕ ХОТИТЕ? – спросил Блейн. – В МОЕЙ ФОНОТЕКЕ СЕМЬЮ С ЛИШНИМ ТЫСЯЧАМИ КОНЦЕРТОВ ПРЕДСТАВЛЕНО БОЛЕЕ ТРЕХСОТ СФЕР. САМ Я ОТДАЮ ПРЕДПОЧТЕНИЕ КОНЦЕРТАМ, ОДНАКО МОГУ ПРЕДЛОЖИТЬ ВАШЕМУ ВНИМАНИЮ ТАКЖЕ СИМФОНИИ, ОПЕРЫ И ПОЧТИ НЕОГРАНИЧЕННЫЙ ПОДБОР ПОПУЛЯРНЫХ МЕЛОДИЙ. ВОЗМОЖНО, ВАМ ПРИШЕЛСЯ БЫ ПО ВКУСУ ВЭЙ-ГОГ. ВЭЙ-ГОГ – ЭТО МУЗЫКАЛЬНЫЙ ИНСТРУМЕНТ ТИПА ВОЛЫНКИ. ОН ЗВУЧИТ В ОДНОЙ ИЗ ВЕРХНИХ СФЕР БАШНИ. / – Вэй-Гог? – переспросил Джейк. / Блейн молчал. / – Что значит “он звучит в одной из верхних сфер Башни”? – сказал Роланд. / Блейн рассмеялся… и не ответил. (ТБ 4)

“It’s not blasphemy to treat it so because it’s no longer just paper,” Roland said. “It has become a tool, and tools must be protected. D’ye ken?” — Мой поступок – не богохульство, потому что теперь это не бумага, – пояснил Роланд. – Это инструмент, а инструменты следует беречь. Понимаете? (ТБ 5)

“Mostly, yes,” Eisenhart said. “Not always. And he’s not always around, ye ken.” — По большей части, – ответил Эйзенхарт. – Но не всегда. И потом, частенько его нет под рукой, ты понимаешь. (ТБ 5)

“Do you say all come on gray horses?” Roland asked. <…> “Yer-bugger!” Overholser said, a slang term that seemed to mean You bet your ass, don’t insult me by asking again. — Вы говорите, они все приезжают на серых лошадях? – спросил Роланд. <…> Так и есть, ядрёна масть! – выдал Оуверхолсер, видимо, расхожая в этих краях фраза, означающая что-то вроде: «Я тебе говорю; и не оскорбляй меня дальнейшими переспросами». (ТБ 5)

And there were holes. Yer-bugger, plenty o’ them, and you couldn’t burn holes, could you? No. — И там были дыры. Да ещё сколько! А дыры то в огне не сожжёшь, так ведь? То-то и оно. (ТБ 5)

...remember, you have kept a secret from me, and if I give thee not a Rowland [= Roland] for thine Oliver, my name is not Dickon sludge! (W. Scott, ‘Kenilworth’, ch. V) —...не забудь, что у тебя был секрет от меня. Мы еще сквитаемся, не будь я Дикон Сладж!

Comforted... by the thought that he had given Mrs. Carr a Roland for her Oliver. (H. R. Haggard, ‘Dawn’, ch. XXXIII) — Его утешала... мысль, что он удачно отпарировал слова миссис Карр.

I had to bite my lip to prevent myself from laughter. What he said had a hateful truth in it, and another defect of my character is that I enjoy the company of those however depraved who can give me a Roland for my Oliver. (W. S. Maugham, ‘The Moon and Sixpense’, ch. XL) — Я закусил губу, чтобы не расхохотаться. Стрикленд высказал роковую истину. Еще одним недостатком моего характера является то, что мне нравятся люди пусть дурные, но которые за словом в карман не лезут.

The page shrugged his shoulders while he replied, a short tale is soon told - and a short horse soon curried. (W. Scott, ‘The Abbot’, ch. XI) — Пожав плечами, Роланд ответил: "Короткая сказка скоро сказывается, только начал - глядишь, и конец"

‘Good feller, Henley!’ Fauntley ejaculated this, with such an air that the wondering Felton, who only knew Henley as the man who was captain of his soul, thought the two must have been at Oxford together. (J. B. Priestley, ‘The Good Companions’, book I, ch. III) — - Хенли был парень хоть куда! - воскликнул Фонтли с таким видом, что недоумевающий Фелтон, который знал о Хенли только то, что тот был "хозяин своей судьбы", решил, что Иниго и Фонтли вместе учились в Оксфорде.

Roland... was the jolly, buccaneering captain of his own soul. (R. Macaulay, ‘The World My Wilderness’, ch. I, Kenk) — Роланд был веселый, озорной, своевольный парнишка.