может+быть

термин. Августин, отличая слова изреченные от пребывающих в уме (De Trinitate XV), считал, что эти мысленные термины не принадлежат ни одному языку, поскольку, оставаясь в уме, они не могут быть выражены внешне, хотя звуки внешне произносятся, поскольку внешне представляют собою знаки, подчиненные этим понятиям. Боэций в Комментарии к трактату Аристотеля «Об истолковании» делит речь, а в соответствии с нею и термины на написанные, произнесенные и мысленные. Написанный термин есть часть суждения, его можно увидеть телесными очами. Произнесенный термин - это часть суждения, произнесенного устами, по своей природе он таков, что его можно услышать телесными ушами. Мысленный термин - это интенция, или впечатление души, естественно обозначающее нечто или причастное к обозначению. По природе этот термин составляет часть мысленного суждения и замещает то, что им обозначается. Отличая свое понимание термина от аристотелевского, У. Оккам, чью философскую позицию называют терминизмом, пишет: «Все, кто занимается логикой, пытаются внушить, что доказательства составляются из суждений, а суждения из терминов. Отсюда следует, что термин не что иное, как связываемая часть суждения... Но хотя любой термин есть или может быть частью суждения, не все термины имеют одну и ту же природу... Я утверждаю, что слова суть знаки, подчиненные понятиям или интенциям души, не потому, что, если слово „знак" взять в собственном смысле, то сами слова обозначают понятия души, а потому, что слова предназначены для того, чтобы обозначать то же самое, что обозначают понятия ума. Так, что сначала по природе понятие обозначает что-то, а затем слово обозначает то же самое, поскольку слово по установлению обозначает то, что обозначено понятием ума. И если это понятие изменит свое значение, то тем самым и слово без всякого нового соглашения изменит свое значение... Однако между тремя видами терминов (имеется в виду Боэциево деление. - С. Я.) можно обнаружить и некоторые различия. Одно различие: то, что понятие или впечатление души обозначает, оно обозначает по природе, а термин, произнесенный или написанный, обозначает нечто лишь по установлению. Из этого вытекает и другое различие, а именно: произнесенный или написанный термин может по желанию изменять свое значение, мысленный же термин не изменяет своего значения ни по чьему желанию... Имя „термин" понимают трояко. Во-первых, термином называют все то, что может быть связкой или крайним членом категорического суждения, а именно субъектом или предикатом, или определением крайнего члена или глагола. В этом смысле термином может быть даже суждение, как и часть его. Ведь правильно сказать: „«Человек - живое существо» есть правильное суждение", в котором все суждение «человек - живое существо» есть субъект, а „правильное суждение" - предикат. В другом смысле это имя „термин" можно понимать как то, что противоположно предложению. В этом случае все несоставное называют термином. В-третьих, под термином в прямом смысле слова понимают то, что, взятое для обозначения, может быть субъектом или предикатом суждения. И в этом смысле ни глагол, ни союз, ни наречие, ни предлог, ни междометие не есть термин... Термином в этом смысле может быть не только несоставное, но и сложенное из двух несоставных частей, то есть из прилагательного и существительного, из причастия и наречия или из предлога с падежом, которого он требует, подобно тому как оно может быть субъектом или предикатом суждения... Термином может быть не только слово в именительном падеже, но и в косвенном падеже, так как оно может быть и субъектом, и предикатом суждения» (Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 2. С. 900-902).

substance - субстанция, сущность; первая категория, существующая через саму себя (per se ens). То, что не может быть определено подобно другим девяти категориям. По Фоме (Con. Gen.I, 25): "Выражение "существующее через само себя" не является определением субстанции. Поскольку из тезиса "то что есть" [ens] следует, что она не может быть родом, так как уже было доказано, что она не имеет природы родов (потому что никаких дифференций нельзя найти для разделения ее на виды). То же самое следует из тезиса "существует через себя саму" [per se], она не может быть видом, поскольку полагается, что она должна подразумевать не только отрицание: то, что полагается существующим через себя, не может существующим через другое; это является чистым отрицанием, что не соответсвует природе родов, поскольку такой род утверждал бы не только то, что вещь есть, а то - чем она не является. Природа, или рацио, субстанции может быть мыслима следующим образом: субстанция - это то, чему свойственно бытие, а не бытие субъекта (так как название вещи подразумевает сущность, так же как выражение "то что есть" подразумевает бытие). Итак понятно, что субстанция по своей природе имеет сущность, которой свойственно только бытие и ничего другого". Свойством субстанции является пребывание в одном и том же числе, она может переносить противоположности, хотя сама по себе не допускает противоположное, хотя является объектом изменений и мутаций. Фома различает значения субстанции (In lib. II Sent. d. 37, q. 1, a. 1 sol): "О субстанции говорят в двух смыслах. В одном она означает природу первой категории: и форму, и материю, или соединение их в родах. В другом смысле считается, что быть субстанцией - это означать сущность всех вещей; как мы утверждаем иногда, что определение означает сущность вещи, в этом смысле, чтобы ни говорилось позитивного в любом роде - все это есть субстанция".

opposition, contradictory - противоположность, противоречие; состоит из утверждения и отрицания одной и той же вещи; Аристотель говорит (An. Pri. I, c. 5, 27a29-30): "Под противолежащей я понимаю, что если общая посылка отрицательная, то частная утвердительная; если же общая утвердительная, то частная отрицательная". Это свойственно контрадикторной противоположностью. Аристотель отмечает (An. Pri. II, c. 8, 59b9-11): "Под противолежащими друг другу [по противоречию] я подразумеваю "быть присущим всем" и "быть присущим не всем", а также "быть присущим некоторым" и "не быть присущим ни одному"; под противоположными друг другу - "быть присущим всем" и "не быть присущим ни одному", а также "быть присущим некоторым" и "не быть присущим некоторым". В более широком смысле различаются четыре вида противоположности (см. Аристетель, Met. Y, c. 10, 1018a20-1018b19): контрадикция (противопоставление бытия его отрицанию, как белое и не-белое); обладание и лишенность (наиболее различающиеся между собой свойства, наличие которых возможно в одном и том же носителе, как зрение и слепота); контрарность (абсолютное противопоставление двух вещей, как сладкое и горькое); относительность (противопоставление двух существо, имеющих отношение друг к другу, как отец и сын). Две крайние точки, от которых идет развитие и разложение - это противоположности. Аристотель устанавливает отношения между видами противоположностей (Met. X, c. 4, 1055b1-29): "Если же виды противолежания - это противоречие, лишенность, противоположность и отношение, а первое из них - противоречие и у противоречия нет ничего промежуточного, тогда как у противоположностей оно возможно, то ясно, что противоречие и противоположность не одно и то же. Что же касается лишенности, то она есть некоторого рода противоречие: ведь обозначают как лишенное то, что чего-то лишено либо вообще, либо в некотором отношении, или то, что вообще не в состоянии обладать чем-то, или то, что, будучи по природе способным иметь его, его не имеет (мы говорим здесь о лишенности уже в различных значениях, как это разобрано у нас в другом месте); так что лишенность - это некоторого рода противоречие, иначе говоря, неспособность, точно определенная или взятая вместе с ее носителем. Поэтому у противоречия нет ничего промежуточного, но у лишенности в каких-то случаях оно бывает: все или есть равное, или не есть равное, но не все есть или равное, или неравное, разве только то, что может быть носителем равенства. Так вот, если разного рода возникновение для материи происходит из противоположного и исходным служит либо форма и обладание формой, либо некоторая лишенность формы, или образа, то ясно, что всякое противоположение есть некоторого рода лишенность, но вряд ли всякая лишенность есть противоположение (и это потому, что вещь, лишенная чего-то, может быть лишена его не одинаковым образом): ведь противоположно [только] то, от чего изменения исходят как от крайнего. А это очевидно также из наведения. В самом деле, каждое противоположение содержит лишенность одной из противоположностей, но не во всех случаях одинаково: неравенство есть лишенность равенства, несходство - лишенность сходства, а порок - лишенность добродетели. И различие здесь бывает такое, как об этом было сказано раньше: в одном случае имеется лишенность, когда нечто вообще лишено чего-то, в другом - когда оно лишено его или в определенное время, или в определенной части (например, в таком-то возрасте, или в главной части), или повсюду. Поэтому в одних случаях бывает нечто промежуточное (и человек, например, может быть не хорошим и не плохим), а в других - нет (необходимо же числу быть либо нечетным, либо четным). Кроме того, одни противоположности имеют определенный носитель, а другие нет. Таким образом, очевидно, что всегда одна из противоположностей подразумевает лишенность [другой]; но достаточно, если это верно для первичных противоположностей и их родов, например для единого и многого: ведь все другие противоположности сводятся к ним".

proposition known through itself - суждение, знаемое из него самого; то, с чем соглашается интеллект исходя из понимания самих терминов, первый принцип и аксиома. Так же называется непосредственным суждением (PROPOSITIO IMMEDIATA); определено Аристотелем как суждение, которому ничто не предшествует. Тезис и непосредственное суждение является двумя первыми непосредственными принципами силлогизма, в то время как тезис не может быть доказан и не нуждается, чтобы с ним соглашались, непосредственное суждение (согласно Фоме - In lib. I An. Post. lect. 4) "должно присутствовать в уме и с ним должны соглашаться все обучаемые. Совершенно очевидно, что существуют конкретные принципы подобного рода (как доказано в 4 книге Метафизики в отношении к принципам: подтверждение и его отрицание не являются одновременно истинными), в противоположность которых никто не может поверить, хотя и может таковое утверждать ". Несомненность других суждений должна быть основана на суждениях такого рода. "Любое суждение, находящееся в разуме субъекта, является непосредственным и познаваемым через него самого настолько, насколько он является самим собой. Но термины некоторых суждений таковы, что они известны всем, как то, что есть одним или другим просто потому, что оно есть. Поскольку это то, что есть является первым понятием мышления. Вот почему необходимо, чтобы такие суждения не только сами в себе, но и в отношении нас полагались как познаваемые через них самих, как например, является ли невозможным то, чтобы одна и та же вещь одновременно была и не была, чтобы целое было больше чем его части. Вот почему все научные принципы подобного рода взяты из "Метафизики", чье учение считается абсолютным. Но такие суждения являются непосредственными, их понятия известны всем. Вот почему, хотя предикат существует в уме субъекта, тем не менее определение субъекта известно всем, вовсе не обязательно, чтобы такие суждения допускались всеми. Так суждение "прямые углы равны", как в себе данное, познается через него самого или непосредственно, потому что "равенство" содержится в определении прямого угла. Прямой угол - это тот, который образован прямой линией, падающей на другую прямую линию, так что любые части угла вкладываются друг в друга. И следовательно, принципы подобного рода принимаются как тезис или положение. Но существуют и другие суждения, которые называются предположениями. Поскольку существуют суждения, которые могут быть доказаны принципами другой науки, и следовательно, необходимо, чтобы они полагались в рамках данной науки, хотя они доказываются принципами другой науки, например, геометры предполагают, что прямая линия - это линия, проходящая из одной точки в другую, а натурфилософия доказала, что между двумя точками непосредственно проходит прямая линия". Непосредственное суждение иногда состоит из первых и общих понятий, как например, то что есть и то, чего нет, равный и неравный, целое и часть; это первые и непосредственные суждения, как например, "одна и та же вещь не может одновременно быть и не быть" или "вещи равные одной и той же вещи являются равными друг другу". Непосредственное суждение, касающееся предшествующих понятий, или понятий менее общих, является вторичным по отношению к тем первичным, о которых говорилось выше, например, "треугольник - это фигура" или "человек - это животное".

общее, всеобщее, универсалии. Проблема универсалий возникла в античной философии. Обсуждение ее продолжилось в раннехристианской мысли, для которой она имела основополагающее значение в связи с идеей творения мира по Слову. Будучи всеобщим, Слово двуосмыслило идею универсалий: как общего для человека и как общего для Бога, имея онтологическое значение. Сначала неоплатоник Порфирий, проанализировал точку зрения Аристотеля, во «Введении» к его «Категориям» сформулировал эту проблему: «Существуют ли они самостоятельно или же находятся в одних только мыслях, и если они существуют, то тела ли это или бестелесные вещи, и обладают ли они отдельным бытием или же существуют в чувственных предметах и опираясь на них» (Порфирий. Введение к «Категориям» //Аристотель. Категории. М., 1939. С. 53). Позднее ее анализ стал развиваться в трех направлениях, которые в конце Средневековья получили названия реализма (общее до вещей, ante res), концептуализма (общее в вещах, in rebus) и номинализма (общее после вещей, post res) и которые по сути представляли разные аналитические задачи. Если реалистическое направление в основном исследовало проблему самостоятельного существования универсалий в Божественной мысли, которая вместе есть Бытие, Истина и Слово, то концептуализм исследовал проблему связи двух сущих, благодаря которой осуществлялось причащение земного мира горнему, обнаруживались степени присущности существования бытию. Номинализм, представлявший общее имя результатом человеческой договоренности, появился как предтеча дисциплинарного разделения теологии, философии и науки и в самостоятельное направление сложился к XIV в. с появлением идеи однозначного бытия. Универсалии, по Августину, есть Закон и Слово Божие, открытые людям в ходе истории. Общее - это повтор и тождество смыслов и значений сказанного, свидетельствующих о воздействии одного и того же духа. На этом основании для него перевод Септуагинты является более предпочтительным, чем перевод Библии одним Иеронимом, потому что сказанное многими есть свидетельство того, что «как бы едиными устами проявился тот же самый единый Дух» (Августин. О Граде Божием. 1994., Т. 4. С. 72). В основании знания лежит личный, непосредственный опыт, согласованный с тем общим, что его связывает с опытом других. Связь обеспечивается Писанием - произведением универсально-личностным, несущем в себе возможности верификатора, связанного с живым субъектом и истребующего отклика. Боэций в решении этой проблемы занял концептуалистскую позицию: родовые сущности, или субстанции, являясь именами, существуют в конкретной вещи, хотя мыслятся помимо тел. Универсалия целиком и полностью находится в ней, что подчеркивает ее внутреннее происхождение. Единичное при такой тесной связи с субстанцией предстает как субъект-субстанция (см. SUBSTANTIA SUBIECTA). Имя субстанции в таком случае двуосмысливается: оно не просто прилагается к вещам, имеющим разные определения, а прилагается к вещи, внутри самой себя двуосмысленной, ее имя может быть и ее собственным именем, и именем субстанции, что Боэций назвал эквивокацией (см. AEQUIVOCATIO). В делении рода на наивысший (то, больше чего нет) и подчиненный (вид) Боэций обнаружил эквивокативность самих понятий, которые представляют степени общности и традиционно связаны с теорией определений. Однако, по Боэцию, определению подлежат индивиды и подчиненные роды (виды), поскольку определение возможно на основании рода. Наивысшие роды могут быть только описаны через собственные признаки, способствующие пониманию, но не являющиеся понятиями. Общим для наивысших родов оказывается имя бытия: «О каждом из них можно сказать, что он есть. Ведь субстанция есть, и качество есть, и количество есть, и то же самое говорится обо всех остальных. Глагол „есть" говорится обо всех одинаково, но при этом им всем присуща не какая-то одинаковая субстанция или природа, но только имя» (Боэций. Комментарий к Порфирию // Боэций. Утешение философией. С. 11-12). Поскольку же наивысший род целиком и полностью входит в единичную вещь, в итоге создаются логические основания для ее неопределенности; определения этой вещи через подчиненные роды охватывают ее не полностью, но выражают направленность логического внимания на ее некие статусы. Универсальными оказываются только имена. Представлением эквивокативности имени как универсалии задается не эманационная, а креативная модель мира. Имя есть связь двух миров: Божественного и человеческого. «Божественная душа», которая понимает недоступное чувствам, дает имена «рассуждениям разума, тем самым делая его понятным» (там же. С. 6). Роль универсального транслятора имен, обеспечивающего не только связи между вещами и способами их интеллектуального выражения, но и возможности смысловых преобразований осуществляют акцидентальные признаки.

Конец XI в. знаменуется «спором об универсалиях». Предметом обсуждения были идеи сходства и тождества вещей (сведение их в одно, собирание, collectio) и их отличие, возможности их универсальной выраженности. Номиналистические идеи Росцелина, касающиеся отношений единства и троичности Бога, были направлены на выработку доказательной точности. Росцелин поставил проблему возможности конвенционального существования универсалий. Эта проблема выражена в виде вопросов: 1) если в реальном бытии Бога нет никакой различенности, то его понимание как Троицы не есть ли дело конечных людей, и потому приложение к Нему универсальных имен конвенционально? 2) если речь идет о реальном, а не словесном различении Божественных Персон, то нельзя ли допустить троичность субстанций? 3) если трех лиц не может быть там, где нет трех вещей, а трех вещей нет там, где нет множества, то возможна ли троичность там, где нет множества? 4) можно ли утверждать, что Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой тождественны, если у не имеющих множества Лиц не может быть даже подобия? Ведь подобие предполагает несходство, а сходство предполагает наличие разных вещей; 5) тождественны ли выражения «троичный Бог» («троичная субстанция») и «три Бога» («три субстанции»), «три речи» и «тройная речь», если учитывать, что выражение «двойной удар» означает два удара? 6) почему имя «Бог» - единичное имя, а не универсалия, если существует множество различенных субъектов, им предицируемых: Отец есть Бог, Сын есть Бог, Святой Дух есть Бог? (См.: Петр Абеляр. Теология Высшего блага // Петр Абеляр. Тео-логические трактаты. С. 174-177).

Ансельм Кентерберийский выводил универсалии из души и высказывающей речи. Он фиксирует логическое внимание на укорененности любого обозначения вещи в Божественном уме. У Ансельма всякая субстанция понимается как универсалия, однако если номиналисты рассматривали субстанциальное имя как однозначное, то у Ансельма и имя субстанции, и понятие существования эквивокативно: субстанция - это и род в родо-видовых отношениях, существующая в единичных вещах (телах), и Божественная сущность, понятая как «вечный, недвижный, неизменный, простой, неделимый Дух» (Ансельм Кентерберийский. Монологион // Ансельм Кентерберийский. Соч. С. 77). Ансельм полагает, что единство двух субстанций осуществляется актом интеллектуального «схватывания», или конципирования, которое выражено в высказывании и благодаря которому обнаруживается истина, которая определяется как «правильность, воспринимаемая одним лишь сознанием» (Ансельм Кентерберийский. Об истине // Там же. С. 186). Любая вещь существует потому, что было высказано, что она существует (там же. С. 169). Истина, или правильность, одна, неизменна и не зависит от обозначения (см. SIGNIFICATIO). Она не исчезает при исчезновении обозначения. Напротив, только в соответствии с нею требуется обозначение того, что должно быть обозначено, а поскольку истина и слово суть одно, то и сама истина требует обозначения того, что должно быть обозначено. Обозначение требуется для перевода единого универсального в разнообразное. Следовательно, по Ансельму, не потому существует много правильных обозначений и соответственно много единичных правильностей, что есть много вещей, а напротив: вещи существуют правильно в том случае, когда они существуют согласно должному, что свидетельствует о том, что у них одна правильность, или истина. Сами вещи и их обозначения существуют благодаря ей, которая существует не в вещах (позиция концептуализма) и не из них (позиция номинализма), а сама по себе до и вне вещей. В основе концепции Петра Абеляра лежит идея концепта (см.: CONCEPTUS), связанного с анализом речевого высказывания, что предполагало разделение словесности на язык и речь. Опора на речь позволила определить позицию Абеляра как сермонизм, или диктизм. Универсалии, по Абеляру, - не вещь и не имя вещи. Это их всеобщая, звуком выраженная связь. Способом, позволяющим осуществить такую связь, является возможность 1) превращения общего в вещь и 2) обнаружения его как вещи и не-вещи. Логически эту возможность предоставляет глагол «есть», предоставляющий несколько форм связи: 1) действие, отсылающее к предикации вещи, 2) отождествление («есть» это то). Вещь при этом исчезает, но исчезает и различие между субъектом и предикатом; 3) происхождение («есть» означает эманацию свойства). Само происхождение предстает как перенесение качеств субъекта на вещь и как правильное «схватывание» вещи словом, где значит каждый звук, выражающий вещь. Поэтому наивысший смысл концепта есть извещение (enuntiatio), т. е. изречение как схваченность смысла в определенный (здесь и сейчас) момент времени. Слово, таким образом, имеет статус осмысленной речи. Речь связана со смыслами, не выраженными вербально, но подразумеваемыми в уме и естественно возвращающими к первообразам, которые обогащены этими смыслами.

В XIII в. своеобразный концептуалистский синтез идей относительно универсалий осуществил Фома Аквинский. В XIV в. Проблему универсалий в концептуалистском духе решал Дуне Скот, который понимал под универсалиями реальность связей. Оккам выдвинул три основания, согласно которым универсалии не являются особыми реальными субстанциями, существующими вне человеческой души, они только образ и знак вещей. Знаки называются терминами (см. TERMINUS).