Хэмбри

Rhea’s hut, its stone walls and the cracked guijarros of its roof slimed with moss, huddled on the last hill of the Cöos. Beyond it was a magnificent view northwest—the Bad Grass, the desert, Hanging Rock, Eyebolt Canyon… — Хижина Риа, с каменными стенами и поросшей мхом крышей, притулилась у вершины последнего холма Кооса. С нее открывался прекрасный вид на северо-западную равнину: Плохую Траву, пустыню, Скалу Висельников, каньон Молнии… (ТБ 4)

They met in the willow grove, in several of the abandoned boathouses which stood crumbling at the northern hook of the bay, in a herder’s hut far out in the desolation of the Cöos, in an abandoned squatter’s shack hidden in the Bad Grass. — Они встречались в ивовой роще, в пустующих сараях на северной оконечности бухты, в хижине овцевода на отдальнных окраинах запустелого Кооса, в заброшенной лачуге сквоттера в Плохой Траве. (ТБ 4)

A perfect disc of silver—the Kissing Moon, as it was called in Full Earth—hung above the ragged hill five miles east of Hambry and ten miles south of Eyebolt Canyon. Below the hill the late summer heat still held, suffocating even two hours after sundown, but atop the Cöos, it was as if Reap had already come, with its strong breezes and frost-pinched air. For the woman who lived here with no company but a snake and one old mutie cat, it was to be a long night. — Идеальный серебряный диск, Целующаяся Луна, как ее звали на Полную Землю, висела над изъеденным ветром, лишенным растительности холмом, что высился в пяти милях к востоку от Хэмбри и в десяти милях к югу от каньона Молнии. Под холмом еще стояла жара позднего лета, удушливая даже через два часа после захода солнца, но на вершине Кооса уже миновала пора жатвы, и резкий ветер бросал в лицо порывы холодного воздуха. Женщине, которая жила на холме в компании старого кота-мутанта и змеи, предстояла долгая ночь. (ТБ 4)

On the hill of the Cöos, Rhea drew back from the glass, spitting curses in a voice so low and harsh that she sounded like her own snake. — На холме Коос Риа отпрянула от хрустального шара, изрыгая проклятия низким и скрипучим голосом, шипя словно змея. (ТБ 4)

It was the Cöos, the old witch-woman, and although her face was pocked with sores and her eyes sunk so deep in their sockets they could barely be seen, she gave off a peculiar sense of vitality. — То была ведьма с Кооса, и хотя лицо ее покрывали язвы, а глаза запали так глубоко, что едва виднелись в глазницах, она буквально лучилась энергией, губы ее ярко алели, словно она только что наелась зимней вишни. (ТБ 4)

A small table stood by itself near the batwing doors which gave upon the Hambry High Street; it was here that Coral Thorin, owner of the Travellers’ Rest (and the Mayor’s sister), sat on the nights when she descended from her suite “to be a part of the company.” When she came down, she came down early—when there were still more steaks than whiskey being served across the old scratched bar—and went back up around the time that Sheb, the piano player, sat down and began to pound his hideous instrument. The Mayor himself never came in lit nil, although it was well-known that he owned at least a half-interest in the Travellers’. Clan Thorin enjoyed the money the place brought in; they just didn’t enjoy the look of it after midnight, when the sawdust spread on the floor began to soak up the spilled beer and the spilled blood. Yet there was a hard streak in Coral, who had twenty years before been what was called “a wild child.” She was younger than her political brother, not so thin, and good-looking in a large-eyed, weasel-headed way. — У дверей, выводящих на Равную улицу Хэмбри, стоял отдельный маленький столик. Именно за ним сидела Корал Торин, хозяйка “Приюта путников” (и сестра мэра), когда покидала свой люкс, чтобы “погулять в компании”. Если она и спускалась в салун, то рано, когда заказывали больше стейков, чем виски… и возвращалась к себе, когда Шеб, пианист, начинал наяривать на своем расстроенном инструменте. Мэр никогда не появлялся в салуне, хотя все знали, что ему принадлежит не менее половины капитала “Приюта”. Клану Торинов нравились деньги, которые приносило это заведение. Чего они не любили, так это лицезреть его после полуночи, когда насыпанные на пол опилки начинали намокать от разлитого пива и разбрызганной крови. В Корал, однако, еще сохранялась та жилка, за которую двадцать лет назад ее прозвали “бесенком”. Была она помоложе своего брата-политика, не такая тощая, с большими красивыми глазами. Никто не смел сесть за ее столик в часы работы салуна. (ТБ 4)

Cordelia had been quite the sugarplum over the last month or so, but now that she had what she wanted (and now that Susan had come too far and promised too much to have a change of heart), she’d reverted to the sour, supercilious, often suspicious woman Susan had grown up with; the one who’d been driven into almost weekly bouts of rage by her phlegmatic, life-goes-as-’twill brother. In a way, it was a relief. It had been nerve-wracking to have Aunt Cord playing Cybilla Good-Sprite day after day. — Последний месяц или около того Корделия во всем потакала племяннице, но теперь, добившись желаемого (Сюзан зашла слишком далеко и пообещала слишком многое, чтобы дать задний ход), вновь превратилась в склочную, злобную, подозрительную женщину, какой Сюзан знала ее всю жизнь. Ту самую, что едва ли не каждую неделю выводила из себя своего флегматичного, добродушного брата. Пожалуй, обратная перемена только радовала Сюзан. Тетя Корд, изо дня в день изображающая Сибиллу-Добродетельницу, сводила ее с ума. (ТБ 4)

Most buildings on the High Street were adobe, but up here, overlooking Hambry’s business section, they were as squat and bricky as any narrow lane in Gilead’s Old Quarter. Well kept, too, with wrought-iron gates in front of most and tree-shaded paths. The roofs were orange tile, the shutters closed against the summer sun. It was hard to believe, riding down this street with their horses’ hoofs clocking on the swept cobbles, that the northwestern side of the Affiliation—the ancient land of Eld, Arthur’s kingdom—could be on fire and in danger of falling. — Большинство зданий на Главной улице были выстроены из саманного кирпича, здесь же, на улице, проходящей над деловым центром Хэмбри, предпочтение отдавалось красному кирпичу, как и в Старом квартале Гилеада. Ухоженные дома, кованые решетки ворот, чисто выметенные дорожки, оранжевая черепица крыш, ставни, защищающие от солнца. На этой тихой улочке просто не верилось, что северо-западная часть Альянса, древняя земля Эльда, Артурова королевства, пылает в огне и вот-вот рухнет. (ТБ 4)

Thorin! Mayor of Hambry! Chief Guard o’ Barony! No fool like an old fool! — Торин! Мэр Хэмбри! Командир гвардии феода! Нет большего дурака, чем старый дурак! (ТБ 4)

…when the Demon Moon was full, she would lose her virginity to Mayor Thorin, a skinny, twitchy man with fluffy white hair rising like a cloud around the bald spot on top of his head. A man whose wife regarded him with a certain weary sadness that was painful to look at. Hart Thorin was a man who laughed uproariously when a company of players put on an entertainment involving head-knocking or pretend punching or rotten fruit-throwing, but who only looked puzzled at a story which was pathetic or tragical. A knuckle-cracker, a back-slapper, a dinner-table belcher, a man who had a way of looking anxiously toward his Chancellor at almost every other word, as if to make sure he hadn’t offended Rimer in some way. — когда по небу поплывет полная Демоническая Луна, мэр Торин, костлявый, дерганый, с венчиком седых волос вкруг обширной лысины на макушке, лишит ее девственности. Мужчина, на которого его собственная жена не могла смотреть без жалости. Харт Торин чувствовал себя как рыба в воде в шумливой толпе, собравшейся, чтобы посмотреть на кулачной бой или турнир, где оружием служили гнилые фрукты, но любая трагическая или жалостливая история вызывала у него недоумение. Похлопать ближнего по плечу, смачно рыгнуть за обедом – это получалось у него мастерски, но при каждом слове он озабоченно поглядывал на своего канцлера, дабы убедиться, что никоим образом не оскорбил Раймера. (ТБ 4)

“They’ll be in to see Avery tomorrow, then, I reckon.” This was Herk Avery, High Sheriff of Mejis and Chief Constable of Hambry, a large man who was as loose as a trundle of laundry. — Значит, завтра они заявятся к Эвери. – Он имел в виду Херка Эвери, Главного шерифа и Старшего констебля Хэмбри, крупного мужчину с толстенным животом. (ТБ 4)

Upon first meeting him, many people dismissed Alain Johns as something of a dullard. That was very far from the truth. — При первой встрече многие люди не принимали Алена Джонса всерьез, полагая его чуть ли не тупицей. Сие далеко не соответствовало действительности. (ТБ 4)

The Bar K was a deserted spread of land northwest of town, not too far from that weird squalling canyon. They burned at the mouth of the canyon every fall, and once, six or seven years ago, the wind had shifted and gone back wrong and burned most of the Bar K to the ground—barns, stables, the home place. It had spared the bunkhouse, however, and that would be a good spot for three tenderfeet from the Inners. It was away from the Drop; it was also away from the oil patch. — “Полоса К” – участок брошенной земли к северо-западу от города, неподалеку от говорящего каньона. В устье каньона каждую осень сжигали сучья, но шесть или семь лет назад ветер переменился, и стена огня пошла на “Полосу К”. Сгорело все – дом, конюшни, амбары. Остался только бункер. Рейнолдс решил, что поселить там троицу из Внутренних феодов – отличная идея. Подальше от Спуска, подальше от нефтяного поля. (ТБ 4)

There’s a spread northwest of here, the Bar K. Used to b’long to the Garber family, but they gave it up and moved on after a fire. Now it b’longs to the Horsemen’s Association—that’s a little local group of farmers and ranchers. I spoke to Francis Lengyll about you fellows—he’s the H.A. president just current—and he said ‘We’ll put em out to the old Garber place, why not?’ — К северо-западу отсюда есть пустующий участок земли, “Полоса К”. Он принадлежал семье Гарбер, но они продали его после пожара. Теперь им владеет Ассоциация конезаводчиков – группа местных фермеров и ранчеров. Я говорил о вас с Френсисом Ленджиллом, он сейчас президент Ассоциации… и он сказал: “Мы поселим их на ранчо Гарберов, почему нет?” (ТБ 4)

Once there had been freehold mines up there, but they were all gone, regulated out by the Vi Castis Company. Depape knew all about it, because the Big Coffin Hunters had been a part of that little spin and raree. Just after he’d hooked up with Jonas and Reynolds, that had been. Why, they had gotten those coffins tattooed on their hands not fifty miles from here, in the town of Wind, a mudpen even less ritzy than Ritzy. How long ago? He couldn’t rightly say, although it seemed to him that he should be able to. — Когда-то здесь работали старатели, но они давно ушли, изгнанные “Ви-Кастис компани”. Дипейп это хорошо знал, потому что в свое время Большим охотникам за гробами довелось поработать на компанию. Случилось это вскоре после того, как он связал свою судьбу с Джонасом и Рейнолдсом. Да и сами гробы они вытатуировали неподалеку, в пятидесяти милях отсюда, в городе Ветреном, еще более мерзком, чем Ритзи. Как давно это было? Точно он не помнил, хотя ему казалось, что должен помнить. (ТБ 4)

They were passing Citgo now, and she was glad for Will Dearborn’s presence, even if his silence was a little irritating. She had always found the oil patch, with its skeletal forest of gantries, a little spooky. Most of those steel towers had stopped pumping long since, and there was neither the parts, the need, nor the understanding to repair them. And those which did still labor along—nineteen out of about two hundred—could not be stopped. They just pumped and pumped, the supplies of oil beneath them seemingly inexhaustible. A little was still used, but a very little—most simply ran back down into the wells beneath the dead pumping stations. The world had moved on, and this place reminded her of a strange mechanical graveyard where some of the corpses hadn’t quite… — Они проходили мимо СИТГО, и Сюзан радовало присутствие спутника, хотя молчание и начинало раздражать. Нефтяное поле, со скелетами-вышками, всегда пугало ее. Многие из этих вышек давно уже не качали нефть: не было ни запасных частей, ни навыка ремонтных работ, да и потребность в нефти практически отпала. Из двух сотен работали только девятнадцать, и то лишь потому, что никто не знал, как их остановить. Они качали и качали нефть из неиссякаемых кладовых. Какая-то часть использовалась, но очень малая, а в основном нефть утекала в скважины под неработающими вышками. Все меньше машин использовали нефть, и их число уменьшалось с каждым годом. Мир “сдвинулся”, а это место напоминало ей кладбище механизмов, где некоторые трупы еще не угомони… (ТБ 4)

She couldn’t imagine what the Good Man could possibly want with her own sleepy little town in the Barony which lay closest to the Clean Sea, but she kept silent. — Она и представить себе не могла, с какой стати Благодетелю может понадобиться ее маленький сонный городок в захолустном феоде, граничащем с Чистым морем, но предпочла промолчать. (ТБ 4)

Eventually it rose enough to cast its bony light into Eyebolt Canyon. The three boys stood looking down. None of them spoke. Roland didn’t know about his friends, but he didn’t think he himself could have spoken even if called on to do so. / A box canyon, very short and steep-sided, Susan had said, and the description was perfectly accurate. She’d also said Eyebolt looked like a chimney lying on its side, and Roland supposed that was also true, if you allowed that a falling chimney might break up a little on impact, and lie with one crooked place in its middle. — И вскоре ее лучи упали в каньон Молнии. Трое юношей посмотрели вниз. Ни один не произнес ни слова. Роланд не мог отвечать за своих друзей, но он сам, наверное, не раскрыл бы рта, даже если бы к нему обратились. / Замкнутый каньон, очень короткий и с отвесными стенами, сказала Сюзан. Теперь Роланд видел, что ее слова соответствовали действительности. Она также говорила, что каньон Молнии похож на трубу, лежащую на боку. Роланд соглашался и с этим при условии, что труба при падении переломилась пополам, одна часть лежала ровно, а вторая ушла вбок и чуть вниз. (ТБ 4)

Jonas had never spoken to the Good Man himself (and never wanted to; Farson was reputed to be whimsically, dangerously insane), but he had had dealings with George Latigo, who would probably be leading the troop of Farson’s men that would arrive any day now. It was Latigo who had hired the Big Coffin Hunters in the first place, paying a huge cash advance (which Jonas hadn’t yet shared with Reynolds and Depape) and promising an even larger piece of war-spoil if the Affiliation’s major forces were wiped out in or around the Shavéd Mountains. — Джонас никогда не разговаривал с Благодетелем (да и не очень-то хотел, поговаривали, что Фарсон – безумец, способный отчудить все, что угодно), но не раз имел дело с Джорджем Латиго, который скорее всего и будет возглавлять отряд, ожидаемый со дня на день. Именно Латиго нанял Больших охотников за гробами, заплатив огромный задаток (которым Джонас еще не поделился с Рейнолдсом и Дипейпом), и пообещал куда большее вознаграждение, если основные силы Альянса будут уничтожены в окрестностях Лысых гор. (ТБ 4)

The distance between the end of the Drop and the bluffs was perhaps six miles. Three quarters of the way across, they passed the flatlands’ only real geographic feature: a jutting upthrust of rock that looked like a finger bent at the first knuckle. Below it was a small, boomerang-shaped greensward, and when Cuthbert gave a ululating yell to hear his voice bounce back at him from the bluffs ahead, a pack of chattering billy-bumblers broke from this greenplace and went racing back southeast, toward the Drop. / “That’s Hanging Rock,” Roland said. “There’s a spring at the base of it—only one in these parts, they say.” — Границу Спуска и скалы разделяло миль шесть. Путь их проходил по равнине. Лишь в одном месте они увидели торчащую из плоской земли скалу, похожую на палец, согнутый в первой фаланге. Под скалой зеленела полянка, формой напоминающая бумеранг. Когда Катберт заулюлюкал, чтобы услышать, как его голос эхом отражается от скал, стайка ушастиков-путаников сорвалась с полянки и умчалась на юго-восток, к Спуску. / – Это Скала Висельников, – пояснил Роланд. – У основания бьет ключ… говорят, единственный в этих местах. (ТБ 4)