le+cœur+me+disait

Au collège, on fait des serments, on constituera une phalange, on imitera les Treize de Balzac! Puis, quand on se retrouve: Bonsoir, mon vieux, va te promener! (G. Flaubert, L'Éducation sentimentale.) — В школьные годы дают клятвы, собираются учредить фалангу, подражать "Тринадцати" Бальзака! А потом, когда встретятся, - прощай, старина, ступай своей дорогой!

O idéal de ma vie! n'être plus forcé de faire l'argent pour manger! Pouvoir dire enfin au public: - Viens à l'école, mon petit ami. Si le beau t'ennuie, va te coucher. Je ne suis plus l'esclave de tes gros sous. (G. Sand, Le Beau Laurence.) — О, мечта всей моей жизни! Наконец-то я могу работать не из-за куска хлеба! Теперь я могу заявить публике: - Приходи к нам учиться, дружок. А если прекрасное нагоняет на тебя скуку, убирайся на все четыре стороны. Я больше не завишу от твоей мошны.

Gervaise se moquait pas mal des Lorilleux, des Boches et de tous ceux qui ne disaient point comme elle. S'ils n'étaient pas contents n'est-ce pas? Ils pouvaient aller s'asseoir. (É. Zola, L'Assommoir.) — Жервезе было наплевать на Лорийе, на Бошей и на всех, кто не соглашался с ней. Если они недовольны, ну что ж, пусть проваливают ко всем чертям.

- Mais saperlipopette! crie Picard à ses collègues, commissionnez-les donc, qu'ils aillent se faire pendre ailleurs, ou qu'ils passent d'eux-mêmes leur tête dans le collier! Une fois la nuque prise, ils ne pousseront plus votre caboche, à vous, sous la lunette de la guillotine. (J. Vallès, L'Insurgé.) — - Черт бы вас побрал! - кричит Пикар своим коллегам. - Отправляйте их, и пусть их там повесят или пусть они сами лезут в петлю, если им угодно. Когда затрещит их собственный затылок, они уже не станут толкать вашу башку в ошейник гильотины.

Il interrogea très doucement: - Et vous auriez bien aimé y aller en Italie, Mademoiselle? Elle détourna la tête, se tut, baissant les yeux. Peut-être qu'elle pleurait. Va te faire fiche de le savoir avec cette mauvaise chandelle! (L. Aragon, La semaine sainte.) — Жерико очень мягко спросил: - А вам ведь очень хотелось бы поехать в Италию? Она молча отвернулась, потупив глаза. Может быть, она даже плакала. Черт побери, попробуй разобрать при свете этого огарка.

Bernard n'interrogeait pas Thérèse sur ses projets: qu'elle aille se faire pendre ailleurs. Je ne serai tranquille, disait-il à sa mère, que lorsqu'elle aura débarrassé le plancher. (F. Mauriac, Thérèse Desqueyroux.) — Бернар не расспрашивал Терезу о ее планах, пусть она убирается ко всем чертям. - Я только тогда успокоюсь, - говорит он матери, - когда она вытряхнется отсюда.

Lui, depuis des années, n'avait qu'un rêve, être l'ingénieur conseil d'une grande maison de crédit: comme il le disait, il se chargeait d'amener l'eau au moulin. (É. Zola, L'Argent.) — На протяжении ряда лет он жил только одной мечтой: стать инженером-консультантом крупного акционерного общества; по его собственному выражению, уж он-то будет лить воду на мельницу фирмы.

Il hésita. Dire, laisser dire que les Allemands faisaient du marché noir, c'était porter de l'eau à un certain moulin. (L. Aragon, Servitude et grandeur des Français.) — Он колебался. Сказать или позволить, чтобы говорили, что немцы спекулируют на черном рынке, значило лить воду на чужую мельницу.

Paraît qu'il la bat comme plâtre, que disait Totoche. Elle a des bleus plein le corps. Oui, mon vieux, je les ai vus. L'amour vache. (Guérin, (GL).) — Кажись, он бьет ее смертным боем, - говорил Тотош. - У нее синяки по всему телу. - Я видел. Любовь с кулаками...

Le Duc d'Orléans.... Je ne reconnais plus la douce Isabelle qui ne mouvait ni cil ni bouche. Au fond, vous êtes rusée et défiante comme personne, ma chatte, et une vrai régente. (P. Morand, Isabelle de Bavière.) — Герцог Орлеанский. -... Не узнаю кротчайшей Изабеллы, которая всегда была тише воды, ниже травы. В сущности, вы хитры и подозрительны как никто, моя кошечка, и вы настоящая регентша.

Au fond, on se séparait en deux groupes: antirusse et prorusse. C'était surtout les socialistes, les types de Narbonne en particulier, qui avaient le coup de bambou pour Blum, qui s'acharnaient là-dessus. (L. Aragon, Les Communistes.) — По существу они разделились на две группы: за и против русских. Особенно социалисты, ребята вроде Нарбонна, почитатели Блюма, яростно нападали на них.

Roy. - "Roy, il me disait à chaque instant, Roy, méfie-toi toujours des Yankees". Et dans le fond il avait pas tort. (M. Aymé, Louisiane.) — Рой. - "Рой, твердил он мне на каждом шагу, - Рой, никогда не доверяй янки". И в сущности он был прав.

Ce fils de ses œuvres, et qui avait, lui aussi, travaillé de ses mains sur le quai de Cleveland, au bord du lac Erie... méprisait, au fond, cette société vide et vaine où il vivait. (P. Bourget, Une Idylle tragique.) — Этот человек, тоже обязанный всем лишь самому себе, когда-то работал грузчиком на пристани в Кливленде, на берегу озера Эри... Он втайне презирал пустых и тщеславных людей, среди которых жил.

Et puis, s'il faut l'avouer, il y a au fond de moi un motif sourd et honteux qui n'ose se produire au grand jour... (Th. Gautier, Mademoiselle de Maupin.) — И затем, если на то пошло, есть у меня в глубине души тайная и постыдная причина, которую я не рискую вытащить на свет божий...

Monseigneur n'était plus; on le savait, on le disait, nulle contrainte ne retenait plus à son égard, et ces premiers moments étaient ceux des premiers mouvements peints au naturel et pour lors affranchis de toute politique... (Saint-Simon, La cour de Louis XIV.) — Дофина не стало; об этом все знали, об этом все говорили, ничто больше не связывало с ним людей, и в эти первые мгновенья все чувства выражались естественно, не прикрытые никакими дипломатическими соображениями...

Gontran entra au plus vif de la discussion, et il s'assit dans un fauteuil, avec un sourire de gaieté sur les lèvres. Il ne disait rien, il écoutait, s'amusait énormément. (G. de Maupassant, Mont-Oriol.) — В самый разгар спора вошел Гонтран и сел в кресло с довольной улыбкою на устах, он сидел и молча слушал, получая большое удовольствие.

Tronchin est sans illusions: il ne faut pas espérer que Voltaire va devenir un adorateur de la Providence parce que Jean-Jacques l'aura morigéné. Au contraire, il se raidira. "On ne guérit pas à soixante ans des maux qui commencent à dix-huit", disait Tronchin. Voltaire absorbe la pilule sans réagir. (J. Orieux, Voltaire ou la royauté de l'esprit.) — У Троншена нет иллюзий: нельзя надеяться на то, что Вольтер станет преклоняться перед Провидением только потому, что на него обрушился Руссо. Напротив, он будет держаться твердо. "В шестьдесят лет не излечиваются от болезни, которой страдают с восемнадцати", заключает Троншен. Вольтер проглотил эту горькую пилюлю, не сморгнув.

Monsieur de Lassy... disait qu'il faudrait avaler un crapaud tous les matins, pour ne plus rien trouver de dégoûtant le reste de la journée, quand on devait la passer dans le monde. (Chamfort, Pensées, maximes et anecdotes.) — Господин де Ласси говорил, что нужно каждое утро глотать по жабе, чтобы потом весь день, проведенный в светском обществе, не испытывать ни к чему отвращения.

Il n'avait de l'esprit que quand il écrivait; il ne l'avait pas en argent comptant comme disait monsieur de Marivaux. (Collé, Journal.) — Он был находчив, только когда писал; как говорил господин де Мариво, он не принадлежал к тем, кто за словом в карман не лезет.

C'était une étrange créature. Ses mèches grises, échevelées, lui donnaient dans les meetings une allure de pétroleuse. La tête était restée belle. - Elle a encore de la façade, - disait Périnet, avec son accent faubourien... (R. Martin du Gard, Les Thibault.) — Это было странное создание. Седые, растрепанные волосы придавали ей на митингах вид поджигательницы. Но лицо еще сохранило красоту. - У матушки Юри есть еще на что посмотреть, - повторял Перине на своем жаргоне парижских предместий...

Montauran, mademoiselle, disait le comte, a de la naissance, il est bien élevé, joli garçon. (H. de Balzac, (GL).) — Монторан, мадмуазель, - говорил граф, - происходит из знатной семьи, он хорошо воспитан и хорош собой.

On disait qu'elle [Zaza] avait de la personnalité: c'était là son suprême privilège. (S. de Beauvoir, (GL).) — Говорили, что у Заза есть индивидуальность и это было ее главным достоинством.

89 montra comment l'esprit vient aux villes. Mais au bon vieux temps, la capitale avait peu de tête; elle ne savait faire ses affaires... Tout était obstacle, tout faisait question. (V. Hugo, Les Misérables.) — 89-й год показал, как город может вдруг взяться за ум. Но в доброе старое время столице не хватало рассудка, она плохо устраивала свои дела... Все являлось препятствием, все представлялось неразрешимой задачей.

Ma femme a réellement beaucoup de tête! se disait le lendemain à six heures du matin, le maire de Verrières, en descendant à la scie du père Sorel. (Stendhal, Le Rouge et le Noir.) — "Моя жена действительно умница!" - говорил себе на другой день в шесть часов утра веррьерский мэр, спускаясь к лесопилке папаши Сореля.

La maison appartenait à un vendeur d'esclaves. Ah! on ne cachait pas son jeu, en ce temps-là! On avait du coffre, on disait: - Voilà, j'ai pignon sur rue, je trafique des esclaves, je vends de la chair noire. (A. Camus, La Chute.) — Дом принадлежал одному работорговцу. О! В те времена никто не прятал свои карты. Люди были крепкого закала и заявляли, не стесняясь: - Пожалуйста, у меня есть собственный дом, я работорговец, я торгую черным товаром.

- Il faudrait aller jusqu'à Berlin! disait mon père. - Vous avez du toupet! lui répondit une femme. Moi, j'ai mon mari là-haut. Un jour de plus de guerre, ça fait combien d'hommes qui tombent?.. Vous vous en foutez, vous?.. (P. Guth, Mémoires d'un naïf.) — - Следовало бы идти до самого Берлина! - говорил мой отец. - Вы наглец! - отвечала ему одна из женщин. - У меня там муж. Сколько людей гибнет с каждым новым днем войны!.. Вам что, наплевать на это?

Tant que les Girondins eurent la main haute sur le gouvernement, les fournisseurs ne furent pas sérieusement inquiétés. (A. Mathiez, Autour de Danton.) — Пока в правительстве господствовали жирондисты, поставщики не имели серьезных оснований для беспокойства.

Elle ne garda aussi qu'un cheval et une voiture, prit la haute main sur tout, examina les comptes avec un soin si scrupuleux, qu'à la fin de la première quinzaine elle avait obtenu une réduction de moitié. (É. Zola, L'Argent.) — Она оставила только одну лошадь и один экипаж, завладела всем в доме и так тщательно проверяла счета, что к середине месяца у нее получилось сокращение расходов наполовину.

Ne disait-on pas autrefois que les gentilshommes de la Chambre qui avaient la haute main sur la Maison de Molière prenaient la Comédie-Française pour une écurie où ils mettaient leurs juments à l'engrais? (Paris-Théâtre, Sarah Bernhardt.) — Разве не было раньше притчей во языцех, что высокородные члены Палаты, чувствовавшие себя хозяевами в Доме Мольера, обращались с театром Комеди Франсез как с конюшней, где они устроили кормушку для своих двуногих кобылиц.

Mme de Sallus (à son mari). Vous avez, paraît-il, la mémoire courte. Mais je vais venir à votre aide. Soyez franc... Rappelez-vous bien de ce que s'est passé... (G. de Maupassant, La Paix du ménage.) — Г-жа де Саллюс ( мужу). У вас, видимо, короткая память. Но я вам помогу. Будьте только откровенны... Вспомните хорошенько, что произошло...

-... Mariette n'a plus de mémoire que... - Que le lièvre, disait Josette. - C'est vrai, répondait mademoiselle, elle n'a pas plus de mémoire que le lièvre, tu as bien trouvé cela. (H. de Balzac, La Vieille fille.) — - У Мариетты память не лучше, чем у... - Чем у курицы, - подсказывала Жозетта. - Это правда, - отвечала барышня, - у нее память не лучше, чем у курицы, это ты хорошо сказала.

L'amour de la comédie effaçait toutes les différences. Suzanne avait le feu sacré: Arouet lui donnait des leçons [...] (J. Orieux, Voltaire ou la royauté de l'esprit.) — Страсть к театру сглаживала все социальные различия. В Сюзанне горел священный огонь, и Вольтер стал давать ей уроки.

Ce vieux maître qu'on disait dur pour ses "Prix de Rome", qui n'avait point le feu sacré, montrait un respect religieux de la vocation secrète des jeunes artistes qu'il estimait. (R. Rolland, Mémoires.) — Этот старый учитель, который слыл чересчур суровым по отношению к своим ученикам, выдвинутым в кандидаты на "Римскую премию", хотя сам и не был отмечен печатью гения, проявлял своего рода религиозное почтение к тем молодым художникам, в ком он угадывал талант.