груб.

- А я не тебе говорю. Я, может, Тимофею Ильичу, а ты помолчи. Взяла моду перебивать... Ты выше дедка своего по роду кого помнишь? Не-е... Так закрой лавочку... (В. Личутин, Крылатая Серафима) — 'I'm not talking to you. I'm talking to Timofei Ilyich here. So you keep quiet. Allays butting in... You don't remember anyone further back than your grandfather, do you? No... So shut up shop.'

Собственное удовольствие, конечно, хорошая штука; оно чувствуется, пока пишешь, а потом? Но... закрываю клапан. (А. Чехов, Письмо А. С. Суворину, 23 дек. 1888) — To please oneself is, of course, an excellent thing; one feels the pleasure while one is writing, but afterwards? But... I will shut up.

- Налил шары-то, успел? - Малость принял для... красноречия. (В. Шукшин, Волки) — 'And you've had time to get loaded, haven't you?' 'I took a drop - to loosen my tongue a bit.'

- Мы, родимый, не овчиной торгуем, не сапогом, а - божьей благодатью, которая превыше сребра-злата, и нет ей никакой цены... - Ч-чёрт! - шепчет мой приказчик с завистью и восхищением. - Здорово заливает глаза мужику! Учись! Учись! (М. Горький, В людях) — 'My dear man, it's not sheepskins we trade in, and not leather boots, but the blessings of God, dearer by far than silver or gold, beyond worldly price...' 'Damn it all!' our shop assistant would whisper in envy and admiration. 'Just listen how he swabs the ears of that muzhik! Take lessons from him!'

- Жисть никуда пошла... Из дома писали, что хозяйство прахом идёт. А чем помочь было можно? Сами голодали месяцами. Такая тоска брала, что думаешь - хоть бы один конец. Замотались люди в доску! (А. Гайдар, Школа) — 'Life's gone all awry... They wrote me from home that the farm's gone to the dogs. But what could I do to help 'em? We went hungry ourselves for months at a stretch. You felt as miserable as sin, wished it was all over, one way or another. People have stood as much as a human being can stand...'

- Да вы, товарищ лейтенант, не топите мушку! Чуть выше берите. Или планочку выставите поточнее, - посоветовал ему Птенчиков. Но это сочувствие вызвало в лейтенанте ярость. - Заткни варежку! - грубо оборвал он солдата. - Под руку не ори! А то отскочить может! (А. Проханов, Знак Девы) — 'Comrade Lieutenant, don't drop your sight! Hold it a little higher! Or raise your sights a bit!' Ptenchikov counselled him. But this sympathy aroused the lieutenant's fury. 'Shut your trap!' he interrupted the soldier rudely. 'Move out of my way, or I'll move you myself!'

- Дорогие сэры!.. Сейчас я предлагаю вам... устремить свои взгляды в прошлое, а равно и в будущее, дабы... Дашь ты договорить, плебей, или нет? - Заткни фонтан! - угрожающе проворчал Максимов. (В. Аксёнов, Коллеги) — 'Gentlemen!.. I urge you... to turn your gaze into the past as well as into the future, for... can't you give a guy a chance to have his way, you slobs?' 'Shut your trap,' said Max threateningly.

- Ступай к нему, змея подколодная, иди под крыло и покровительство тебе подобного Калиновича! - продолжал он, приближаясь к жене. (А. Писемский, Тысяча душ) — 'Go to him, you viper, crawl to your Kalinovich, hide under his wing!' he continued, approaching his wife.

- Это всё ты! Ты, змея подколодная! Ты наговорила! Сжить нас со свету хочешь! Что мы тебе сделали? Что? (В. Тендряков, Не ко двору) — 'It's all you! You, you snake in the grass! It was you told him to do it! You'd like to drive us off the very earth! What have we ever done to you? What?'

Офицер ударил Остапа наотмашь хлыстом поперёк лица и крикнул: "Знай своё место, мужик!" (К. Паустовский, Повесть о жизни) — The officer hit Ostap with a violent backhand blow of his whip across the face, and shouted: 'Don't forget your place, peasant!'

Нет, дудки, я не позволю им довести меня до инфаркта. "А ну-ка ты там, - сказала я своему сердцу, - цыц, знай своё место". (И. Грекова, Без улыбок) — No, fiddlesticks, I won't let them drive me to a heart attack. 'As for you there,' I said to my heart, 'you shut up and remember your place.'

Разбитная, весёлая молоденькая бабёнка, бывшая беспризорница, ругалась как извозчик. (М. Ганина, Слово о зерне горчичном) — A smart and jolly wench, a former waif, was swearing like a trooper.

Он зашёл в трактир и впервые в жизни, под оркестрион и в одиночку, напился как извозчик. (Л. Леонов, Скутаревский) — He went into a tavern and, for the first time in his life, all alone to the sound of the band, proceeded to get blind drunk.

Улита Прохоровна. Вон к вам Хрюков идёт. Какого ему ещё рожна нужно! (А. Островский, Шутники) — Ulita Prokhorovna. Khryukov is coming to see you. What the blazes does he want this time?

- Слушай, Тихон, какого рожна не женишься? Тебе баб не хватает, что ли? Что ж ты соломенным вдовцом ходишь, четыре года скоро? Так? (П. Проскурин, Судьба) — 'Listen, Tikhon, why the hell don't you get married? Can't you get yourself a woman? Soon be four years you've been a widower, won't it?'

- Но ведь я не отказываюсь. Я - японец в душе. Одинокий буддийский монах под дырявым зонтиком - это я. Я также апологет миролюбивой секты Дзен. Кроме того, я самурай, который... - Кончай трёп. Да или нет? (О. Куваев, Территория) — 'I'm not refusing, you know. I'm a Japanese at heart. A solitary Buddhist monk under a tattered parasol - that's me. I am also a follower of the peaceable Zen sect. And in addition, I am a samurai who - ' 'Cut the cackle. Yes or no?'

- Небось и ваши сыновья в окопах вшей кормят неизвестно во имя чего? (Г. Марков, Сибирь) — 'Probably your sons are in the trenches, too, feeding the lice in the name goodness-only-knows what.'

Иван Антонович, казалось, имел уже далеко за сорок лет; волос на нём был чёрный, густой; вся середина лица выступала у него вперед и пошла в нос, - словом, это было то лицо, которое называют в общежитии кувшинным рылом. (Н. Гоголь, Мёртвые души) — Ivan Antonovich, it seemed, had already put far more than forty years behind him; his hair was black, thick; the whole middle of his face jutted forward and ran mostly to nose; in short, it was the sort of face that, in common usage, is called a mug.

- Здравствуй, земляк, - отрывисто сказал Тарантьев, протягивая мохнатую руку к Обломову. - Что ты это лежишь по сю пору, как колода? (И. Гончаров, Обломов) — 'How do you do, neighbour?' Tarantyev said abruptly, stretching a shaggy hand to Oblomov. 'And why are you lying like a log at this hour?'

- Прибор-то не идёт, - сказал я с блаженной улыбкой, - они икру и мечут. - Ну а мы при чём? (А. Афанасьев, Командировка) — 'The device won't work,' said I with a blissful smile, 'and, of course, they flew off the handle. But it's not our fault, is it?'

- Ты ему про норвегов больше говори, ну, про знаменитых. Он и расплывётся. Я как скажу ему: "Амундсен - во! Нансен - во!" - он аж икру от радости мечет. (В. Астафьев, Дикий лук) — 'Talk to him about Norwegians, the famous ones. He won't be able to hold out against you. I just say to him: Up with Amundsen! Up with Nansen! He's beside himself with joy.'

- Куда же их повезли? - наивно промолвил Хижняк. Елена Денисовна неожиданно вспылила: - Куда? На кудыкину гору! (А. Коптяева, Иван Иванович) — 'Where was it carting them?' asked Khizhnyak naively. 'Where? To Land's-End Fair!' flared up Elena Denisovna.