и+любая

Il a tracé une croix sur ce Prix de Rome qui a passé quatre fois à sa portée et qu'il n'a - ô ironie! - jamais pu atteindre. (R. Chalupt, Ravel au miroir de ses lettres.) — Он поставил крест на этой Римской премии, которая четырежды была так близка от него и которую - о, ирония! - он так и не смог получить.

Son sabre et ses pistolets étaient déposés sur un banc à sa portée; seulement il conservait sur lui un large poignard, arme qu'un homme prudent ne quittait que pour se mettre au lit. (P. Mérimée, Chronique du règne de Charles IX.) — Его сабля и пистолеты лежали на скамейке, совсем под рукой: на нем оставался широкий кинжал - оружие, которое осторожный человек снимает только, когда ложится в постель.

Jacques de Randol. - La Santelli a déchaîné la bête et vous vous trouvez à portée de sa dent, prenez garde. (G. de Maupassant, La Paix du ménage.) — Жак де Рандоль. - Ласантели спустила с цепи зверя, он может вас укусить, будьте осторожны.

Cet amour-là est par nature infidèle; toute chair blanche et rose qui passe à portée peut le satisfaire. (A. Maurois, Prométhée ou la vie de Balzac.) — Такая любовь по своей природе не может быть верной; любая бело-розовая плоть, находящаяся в пределах досягаемости, может ее удовлетворить.

Homme: -... C'est même le travail par excellence qui soit à la portée de tout le monde. (M. Duras, Le Square.) — Мужчина: -... И даже такая работа в высшей степени пригодна для всех.

Le proverbe, - ce que femme veut, Dieu le veut, - n'est pas plus vrai que tout autre proverbe, ce qui veut dire qu'il ne l'est guère. (Th. Gautier, Mademoiselle de Maupin.) — Пословица "Что хочет женщина, то хочет Бог" верна так же, как и любая пословица, то есть совсем не верна.

- Tu me répètes que je suis bien de ma personne et que n'importe quelle fille devait s'estimer privilégiée d'être distinguée par moi. Erreur. La beauté ne suffit pas. Elle court les rues. (J.-L. Curtis, Le thé sous les cyprès.) — - Ты мне твердишь, что я хорош собой, и что любая девушка должна считать для себя честью быть удостоенной моего внимания. Ошибаешься. Одной красоты недостаточно. Красивые парни встречаются на каждом шагу.

C'est qu'un bon speaker, cela ne se trouve pas si facilement. On me dira que la tâche n'est pas compliquée. Erreur. Il y faut d'abord une voix sympathique et une articulation juste. Voilà déjà deux qualités qui ne courent pas les rues. (F. Marceau, Les Belles natures.) — Хорошего оратора не так легко найти. Вы скажете, что это дело нехитрое. Ошибаетесь. Во-первых, нужно иметь красивый голос, во-вторых - отличную дикцию, а эти два качества на улице не валяются.

À un instant donné, toute barricade qui tient devient inévitablement le radeau de la Méduse. Il fallut se résigner à la faim. (V. Hugo, Les Misérables.) — Наступает минута, когда любая баррикада, которая не сдается, неизбежно превращается в плот "Медузы". Пришлось примириться с голодом.

Nous nous verrons samedi à l'enterrement du pauvre Sainte-Beuve. Comme la petite bande diminue! Comme les rares naufragés du radeau de la Méduse disparaissent! (G. Flaubert, Lettres à George Sand.) — Мы увидимся в субботу на похоронах бедняги Сент-Бева. Как тает наш маленький кружок! Как быстро исчезают немногие уцелевшие на плоту "Медузы"!

Henri. - Nous n'avons plus confiance. Ils savent que tu es notre point faible. Ils s'acharneront sur toi jusqu'à ce que tu manges le morceau. Notre jeu à nous, c'est de t'empêcher de parler. (J.-P. Sartre, Morts sans sépulture.) — Анри. - Мы потеряли доверие. Они знают, что наше слабое место это ты. Они будут пугать тебя, пока ты не выдашь нас. Мы должны во что бы то ни стало помешать тебе говорить.

- Mais au fond, ce qui vous intéresse, c'est... la pourriture. N'importe quelle pourriture. Tony, Allouche, moi, les Fritzs, ou les salopards quand ils flanchent, quand ils verdissent de peur et qu'ils crachent le morceau. (J.-L. Curtis, Les forêts de la nuit.) — - Но на деле единственные, кто вам нужен, Меркель, это мразь. Любая мразь, будь то Тони, Аллуш, я, фрицы или же подонки, которые трясутся и зеленеют в лице от страха и раскалываются пополам.

Depuis deux jours, après l'exercice, les corvées. Ils se tournaient autour, tous les deux, des chiens qui se flairent. Guillaume avait bien envie de lui casser le morceau; mais il était premier jus, Pezet, et il la faisait sonner. (L. Aragon, Les Communistes.) — Целых два дня после учения и работы по наряду они ходили вокруг да около, принюхивались друг к другу, точно два щенка. Гийому очень хотелось поговорить с Виктором по душам, но Пезе был уж слишком важный с виду - прямо не подступиться.

Maintenant qu'ils venaient enfin de lâcher le morceau, ils ne se donnaient plus la peine de discuter, ne lisaient même pas le procès-verbal de leur interrogatoire. (G. Simenon, Maigret et la jeune morte.) — Теперь, когда они, наконец, заговорили, они уже перестали спорить и даже не стали читать протокол допроса.

Un patron de Pierrelatte, qui fabrique pour les pêcheurs des cannes [...] n'a versé ni les salaires de septembre ni les acomptes d'octobre et il a dit à ses ouvrières, à ses ouvriers aussi: "Si vous n'êtes pas contents, allez manger de l'herbe!". Un goujat, je n'en disconviens, et bête à manger du foin. [...] Quand il envoie des ouvrières manger de l'herbe, que fait-il d'autre, ce patron, que manger le morceau. (l'Humanité.) — Фабрикант удочек в Пьерлатте [...], не уплативший зарплаты за сентябрь и аванса за октябрь, заявил своим рабочим: "Если вы недовольны, можете есть траву". Это - хам, иначе я его не назову. Но хам глупый как пробка. [...] Когда он посылает своих работниц есть траву, он, сам того не понимая, выдает себя с головой.

Aujourd'hui l'égout est propre, froid, droit, correct. Il réalise presque l'idéal de ce qu'on entend en Angleterre par le mot "respectable". Il est convenable et grisâtre, tiré au cordeau, on pourrait presque dire à quatre épingles. (V. Hugo, Les Misérables.) — В наши дни клоака стала чистенькой, холодной, прямой, корректной. Она, можно сказать, близка к тому идеальному состоянию, которое англичане называют респектабельностью. Она удобна, серовата, вытянута в струнку, почти нарядна.

Ce petit vieillard, gras, frais, trapu, fort, était, comme dit le peuple, toujours tiré à quatre épingles, c'est-à-dire, toujours en bas de soie noire, en culotte de pou-de-soie, gilet de piqué blanc... enfin un œil de poudre et une petite queue ficelée avec un ruban noir. (H. de Balzac, Un Début dans la vie.) — Этот старичок, толстенький, свеженький, коренастый и крепкий был, как говорится, одет всегда с иголочки, то есть в черных шелковых чулках, панталонах мышиного цвета, белом пикейном жилете... и, наконец, с тонким слоем пудры на волосах, заплетенных в тонкую косичку, перевязанную черной лентой.

On soigne et on vernit sa surface, on est tiré à quatre épingles, lavé, savonné, ratissé, rasé, peigné, ciré, lissé, frotté, brossé, nettoyé au dehors. Irréprochable, poli comme un caillou, discret, propret, et en même temps, vertu de ma vie! on a au fond de la conscience des fumiers et des cloaques à faire reculer une vachère qui se mouche dans ses doigts. (V. Hugo, Les Misérables.) — Подобные люди берегут и холят свою внешность. Они одеты с иголочки, вымыты, вылощены, выбриты, причесаны, напомажены, наутюжены, вычищены и безукоризненны снаружи, гладенькие, полированные, скромненькие, чистенькие, а внутри, боже ты мой милостивый, такая грязь, такой навоз, что любая коровница, сморкающаяся пальцами, отшатнется в ужасе.

[Voltaire] répète, rabâche. Il le sait, et il recommence. Une idée n'entre un peu dans le public qu'à force d'être redite. Mais il faut varier la sauce pour prévenir le dégoût. Il y excelle. (G. Lanson, Voltaire.) — Вольтер повторяет, говорит одно и то же. Он сознает это, и все же снова повторяет. Ведь любая идея становится известной публике только если ее без конца повторять. Но при этом нужно разнообразить приправу, чтобы не вызвать отвращения. И Вольтеру это прекрасно удается.

On soigne et on vernit sa surface, on est tiré à quatre épingles, lavé, savonné, ratissé, rasé, peigné, ciré, lissé, frotté, brossé, nettoyé au dehors. Irréprochable, poli comme un caillou, discret, propret, et en même temps, vertu de ma vie! on a au fond de la conscience des fumiers et des cloaques à faire reculer une vachère qui se mouche dans ses doigts. (V. Hugo, Les Misérables.) — Подобные люди берегут и холят свою внешность. Они одеты с иголочки, вымыты, вылощены, выбриты, причесаны, напомажены, наутюжены, вычищены и безукоризненны снаружи, гладенькие, полированные, скромненькие, чистенькие, а внутри, боже ты мой милостивый, такая грязь, такой навоз, что любая коровница, сморкающаяся пальцами, отшатнется в ужасе.