(знак+p)

знак, символ. Рассуждая о различии между точкой и знаком на фигуре, Августин, определяет знак как «метку без отношения к чему-либо» (Августин. О количестве души // Творения. Т. 1. С. 201); то, что представляет нечто другое, чем оно само, обладающее познавательной силой. «Одни знаки - естественные, другие - данные условно. Естественные - это те, которые без намерения и какого-либо желания что-либо означать позволяют узнать, помимо себя, и нечто иное, например, есть дым, который означает и огонь. Ведь он нехотя производит обозначение... Знаки же условно данные - это те, которыми каждое живое существо по взаимному согласию и насколько возможно определяет себя для демонстрации волнения своей души». Но «знак есть вещь», поскольку не-вещь это ничто (см.: Августин. О христианском учении. Т. 1. С. 66-67 наст. изд.). По Боэцию, «всякий знак обозначает то, что под ним скрывается, хотя и не творит сущности обозначаемого... невозможно существование знака вещи, которая сама не существует» (Боэций. Утешение философией. С. 281). Оккам писал: «„Знак" понимают двояко: в одном смысле как то, что, будучи схвачено, дает нам познание чего-то иного, хотя и не приводит к тому, чтобы в уме возникало нечто впервые... а дает нам действительное познание того, что мы уже знаем на основании habitus. Таким образом, слово по своей природе обозначает нечто, подобно тому как всякое действие указывает по крайней мере на свою причину, например, бочка указывает на то, что в таверне есть вино. Но в таком общем значении я здесь не говорю о „знаке". В другом смысле „знак" понимают как то, что дает нам познание чего-то и по своей природе таково, что замещает его или добавляется в суждении к тому, что может замещать что-то; таковы синкатегоремы, глаголы и те части речи, которые не имеют определенного значения. Или знак по своей природе таков, что может быть составлен из таких частей речи; такого рода знак - предложение. И если так понимать имя „знак", то слово не есть естественный знак чего бы то ни было» (У. Оккам. [О терминах] // Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 1. С. 902).

знак, nutu significare (1. 65 § 3 D. 36, 1), iubere (1. 93 § 1 D. 29, 2. 1. 21 pr. D. 32, 1. 1 § 3 D. 38, 4), delegare (1. 17 D. 46, 2. 1. 52 § 10 D. 44, 7); воля, ex nutu heredis valere (1. 46 pr. D. 40, 5).

знак, сокращение, начальные буквы вместо целых слов (1. 1 § 13. 1. 2 § 22 C. 1, 17).

вещь; чувственно-ощущаемая вещь; поименованное нечто; воплощенное слово. По Августину, то, что важнее, чем знак вещи, и чье познание важнее знака вещи, «ибо все, что только существует ради другого, необходимо ниже, чем то, для чего оно существует» (Августин. Об учителе // Творения. Т. С. 293-294). То же, для чего существует знак, есть вещь, которая постигается внутренним словом, внутренней истиной, или Христом. Истинная вещь, таким образом, есть «внутренняя» вещь, знание о которой врождено в нас изначально, прежде разума, и от этого знания «сам разум берет свое начало» (Августин. О количестве души // Там же. С. 236). То, что существует само по себе и не употребляется для обозначения чего-либо, например, дерево, камень, животное. В пределе есть «некая высшая вещь», которая никогда ни для чего не служит обозначением. Эта вещь - Бог. Такой вещью можно только наслаждаться ради нее самой. Существуя сама по себе, будучи нетварной, вечной и бесконечной, она может быть обнаружена лишь с помощью ее созданий, то есть через чувственный мир.  Эта совершенная вещь может быть описана троично: через единство (Бог Отец), равенство (Бог Сын) и согласие единства и равенства (Бог Дух Святой). Любая сотворенная вещь может называться вещью в переносном смысле. Она может служить также и знаком для других вещей (дым может служить знаком огня). Знак, по Августину, - то, что служит некоей меткой для обозначения определенной вещи. Но поскольку знак существует, он в некотором роде тоже вещь («всякий знак есть некая вещь»), поскольку не существует только ничто. Можно сказать, что, если истинная вещь - это Бог, то все остальные сотворенные вещи есть знаки, обладающие значением (Августин. Христианская наука или основания св. герменевтики и церковного красноречия. Киев, 1835. С. 15-20). Ансельм Кентерберийский писал, что «ведь мы обычно называем «вещью» все, о чем мы говорим, что оно в каком-то смысле есть нечто» (Ансельм Кентерберийский. Сочинения. М., 1995. С. 315); по Фоме Аквинскому, «существуют две точки, которые следует полагать в вещах, а именно, ее сущность и причину, а также ее бытие; имя вещи берется из сущности. Поскольку сущность может иметь бытие двояко - в единичности, которая находится за пределами разума, и в ее понимании интеллектом... следовательно, имя вещи относится одновременно и к тому, что существует в уме, так вещь образуется на основании знания, и к тому, что существует за пределами ума, поскольку о вещи говорится как о познанной и существующей в природе» (Thomas Aquinas. In lib. I Sent. d. 25, q. 1, a. 4 sol). Другое его высказывание: «Имя вещи употребляется в двух смыслах: так, вещью называется то, что имеет известное бытие в природе, это называется «то, что есть», поскольку она есть, имеет свое бытие. Так как вещь познается через ее сущность, то ее имя становится известным всем, кто оказывается вовлеченным в процесс познания и мышления, поскольку вещь (res) проистекает от знания (reor), и в этом смысле говорят о вещи как о разумной (res rationis)» (Idem. In lib. II Sent. d. 37, q. 1, a. 1 sol.). cm. SIGNUM.

имя; имя с устойчивым значением; грамматическая и логическая единица; название. По Августину, различавшему в слове звук, знак, значение, имя и слово взаимопредполагаемы и замещаемы. С одной стороны, «слово - знак имени, а имя - знак реки, река же - знак предмета, который может уже быть видим... Обозначаемое именем обозначается и словом, ибо как имя есть слово, так точно и река - слово же; но то, что обозначается словом, не всегда обозначается и именем. Ведь и „если"... и „из"... суть также слова, но отнюдь не имена... Поэтому так как все имена суть слова, но не все слова - имена, то различие между словом и именем ясно: оно такое, какое между знаком такого знака, который не означает уже никаких иных знаков, и знаком такого знака, который, напротив, означает еще и иные знаки... Всякий конь - животное, но не всякое животное - конь... Следовательно, между именем и словом такое же различие, как между конем и животным» (Августин. Об учителе // Творения. Т. 1.С. 275). Но, с другой стороны, поскольку «имя - это то, чем называется известный предмет», оно допускает подстановку, чем могут быть местоимение, союзы, наречия. Процесс восприятия всего, что произносится, состоит из двух действий: воздействия на слух и запоминания, «чтобы быть распознанным». О наличии этих двух действий свидетельствуют этимологии названий «слово» и «имя»: Августин verbum (слово) производит от verberare (бить, ударять), a nomen (имя) от noscere (знать). Потому слух и душа (как хранительница памяти) суть две составляющие именования. Местоимения распознаются как заместители имен, хотя и обозначают вещь менее полно. То же - союзы и наречия. Их перечень («и», «а», «но», «же», «да», «если») можно выразить через местоимения «все то», замещающие имена, называющие определенный предмет. «Каждой из частей речи что-нибудь обозначается, а следовательно, называется; если же называется, то и именуется, а если именуется, то именуется непременно именем... В своих знаменитых речах, известных под именем „Верессовских", Цицерон предлог coram... называет „именем"» (там же. С. 282). В XI-XII вв. (Ансельм Кентерберийский, Петр Абеляр) nomen понимается как звукосочетание с условленным значением, но, как и глагол, имеющий отношение ко времени (слова «сегодняшний», «настоящее», выражения «Гомер есть поэт»). Фома подчеркивал пять моментов в определении имени как понятия: имя 1) как род, 2) обозначающее (первая дифференция), 3) значение имени определяется человеческим установлением в воле (вторая дифференция), 4) безотносительность ко времени (третья дифференция), 5) ни одна часть имени не значима отдельно от него как от целого (четвертая дифференция). См. SUPPOSITIO, VERBUM, VOX.

Старинный словарь Ллойда (N. Lloyd, Dictionarium historicum, geographicum, poeticum. Лондон, 1686) приводит под словом Harpocrates следующее, якобы "найденное на мраморе", стихотворение, объясняющее значение розы как символа молчания:

Ést rosa flós Venerís: quo dúlcia fúrta latérent

Hárpocratí matrís dóna dicávit Amór.

Índe rosám mensís hospés suspéndit amícis

Cónviv(ae) út sub eá dícta tacénda sciánt.

"Роза - цветок Венеры: дары матери Амур посвятил Гарпократу, чтобы сладостные шутки оставались тайной. Поэтому хозяин подвешивает розу над гостеприимным столом, чтобы сотрапезники знали, что о сказанном под розой надо молчать". Культ Гарпократа как "бога молчания" возник в эллинистической и отсюда в римской религии в результате проникновения в нее египетских элементов: бог солнца, сын Осириса и Исиды, Гор часто изображался в виде ребенка (Harpechrat - Гор-ребенок), держащего указательный палец во рту, и этот жест был переосмыслен как знак молчания.