(едят)

Si la vengeance est un plat qui se mange froid, comme dit un sinistre proverbe, j'avais tout le loisir de préparer la mienne. (P. Bourget, André Cornélis.) — Если месть - блюдо, которое едят холодным, как гласит зловещая поговорка, то в моем распоряжении было достаточно времени, чтобы подготовить кару.

Le père Clovis, assis sur le fossé, geignait ses peines, contait ses souffrances en pleurnichant, tandis que debout devant lui et le séparant du public, les deux Oriol exaspérés, l'injuriaient et le menaçaient à pleine gorge. (G. de Maupassant, Mont-Oriol.) — Папаша Кловис, сидя на краю канавы, стонал и хныкал, жалуясь на свои немощи, а перед ним, спиной к публике, стояли отец и сын Ориоли, которые, вне себя, угрожали ему и ругали его, крича во всю глотку.

Il plaît à un grossier glouton d'avaler à plein gosier ce qui doit être pris à petites gorgées. (E. Renan, L'Eau de Jouvence.) — Жир-тресту нравится жрать в три горла то, что обычно едят маленькими кусочками.

Oui, tout était beau: le nuage s'était dissipé, Ada lui était revenue, il avait réussi à briser la glace qui était entre eux... (R. Rolland, L'Adolescent.) — Да, все было прекрасно: тучи рассеялись. Ада вернулась к нему, он сумел разбить лед, возникший между ними.

Villemessan cherchait à être aimable. Il offrit une cigarette, voulut les faire parler. Il posa d'abord des questions banales: nourriture, promenade, mais la glace ne se rompit pas. (P. le Bailly, Scandale pour un Goncourt.) — Вильмесан старался быть любезным. Он предложил им сигареты, пытался их разговорить. Начал он с банальных вопросов: где они едят, какие совершают прогулки, но сломать лед не удалось.

- Les emballeurs ont téléphoné pour la fibre... Nous ne coucherons pas sur la dure... - Chouette! La vie de château... (J. Fréville, Pain de brique.) — - Упаковщики позвонили насчет фибры... Мы не будем спать на голом полу... - Лафа! Не жизнь, а малина...

... leur sort est inhumain. Ils vivent dans la fange, couchent sur la dure, mangent de la soupe froide, grelottent au créneau et partent en patrouille trempés jusqu'aux reins... (R. Dorgelès, La Drôle de guerre.) —... их участь ужасна. Они живут в грязи, спят на голой земле, едят холодный суп, дрожат от холода у бойниц и выходят в дозор, вымокшие по пояс...

- Oh! vous n'êtes pas tellement pressé! Moi, j'ai à faire des électrochocs et je ne peux pas me mettre en retard. Le patron est à cheval sur l'horaire, parce que les types restent à jeun jusqu'à la séance; il ne veut pas qu'on les fasse attendre. Je file... (A. Soubiran, Les hommes en blanc.) — - Вы-то не так спешите! А мне надо сделать электрошок, и я не могу опаздывать. Шеф придает очень большое значение расписанию, т.к. больные ничего не едят до сеанса, и он не хочет, чтобы их заставляли ждать. Ну, я пошел...

En dépit des républicains qui sont tous à cheval sur la probité révolutionnaire, les affaires de ce temps-là n'étaient pas claires. (H. de Balzac, La Vieille fille.) — Хотя все республиканцы были помешаны на революционной добродетели, все же в те времена творились темные дела.

Ça remontait plus haut, lorsque Gautier avait prononcé le premier mot, la première phrase gentille, à cheval sur l'ironie et les convenances. (M. Bruseau, Le dieu pâle.) — Это было гораздо раньше, когда Готье произнес первое слово, первую фразу, нечто среднее между иронией и условностями.

La biroulade est un festin de châtaignes rôties qu'on mouille de vin blanc, et qui est en grand honneur dans les Cévennes. (H. Malot, Sans famille.) — Бирулада - это праздник, на котором едят жареные каштаны под соусом из белого вина; в Севеннах он в большой чести.

... Vous êtes un évêque, c'est-à-dire un prince de l'église, un de ces hommes dorés, armoriés, rentés, qui ont de grosses prébendes... qui font bonne chère... et qui roulent carrosse au nom de Jésus-Christ qui allait pieds nus. (V. Hugo, Les Misérables.) —... Вы епископ, то есть князь церкви, один из тех купающихся в золоте, получающих почести и богатую ренту людей, которые имеют солидные доходы с церковного имущества... жирно едят... [...] и наслаждаются жизнью именем нищего Христа.

Trois fois dans les vingt-quatre heures la radio de Vichy bourrait le crâne des Français pour les convaincre de manger du soja, comme les coolies chinois, et des émissions, qu'elles fussent de Londres, de New York ou de Paris, prônaient des sous-produits et des synthèses chimiques où il s'agissait moins de nourrir les gens à l'écoute que de les tromper avec des statistiques et des additions de calorie. La belle jambe! (B. Cendrars, Bourlinguer.) — Три раза в сутки радио Виши морочит голову французам, уговаривая их есть сою, как едят китайские кули. Подобные же передачи из Лондона, Нью-Йорка и Парижа пропагандируют суррогаты и химические заменители, но эти передачи помогают не накормить радиослушателей, а одурачить их статистическими выкладками и подсчетом калорий. Нашли дураков!

Ah! chez M. le maire, les bêtes n'avaient pas l'habitude de crever de famine, de lire la gazette, comme on dit chez nous. (F. Fabre, Barnabé.) — О! у г-на мэра животные не привыкли страдать от голода и "нюхать газету", как у нас говорят.

Il eût été difficile de reconnaître dans ce modeste et prudent gentilhomme le libertin déterminé des cabarets de Paris... qui faisait profession de ne croire ni à Dieu, ni à diable... (H. de Régnier, La Pécheresse.) — Трудно было узнать в этом скромном и осторожном дворянине распутника и завсегдатая парижских кабаре..., демонстративно заявлявшего о своем неверии ни в бога ни в черта...

Tiens! quand on ne croit ni à Dieu ni à diable, on devrait se faire prêtre! On a au moins des hosties à manger! Toi, imbécile, tu es l'hostie qu'on mange. (J. Vallès, L'Insurgé.) — Кстати, когда человек не верит ни в бога, ни в черта, он должен стать священником. По крайней мере у него будет что есть - облатки. А пока ты сам - облатка, которую едят.

Silvia. - Tu n'as pas le droit de dire ça. Père t'a toujours aimée et respectée. Pauline. -... Oh! respectée, ça oui. Plutôt deux fois qu'une... Aimée, c'est une autre affaire. (E. Bourdet, Père.) — Сильвия. - Ты не имеешь права так говорить. Отец тебя всегда любил и уважал. Полина. -... О! уважал - да. Не спорю... Но любил? Это другое дело.

[...] il est très comme il faut, très anglais, très sympathique. Il doit venir samedi soir. Mais ce n'est pas sûr. Elle faillit lui rire au nez, lui crier qu'elle en était, elle, absolument certaine, qu'il viendrait, son gentleman, et plutôt deux fois qu'une. (R. Fallet, Comment fais-tu l'amour, Cerise?) — [...] он держится очень изысканно, чисто по-английски, очень приятен. Собирается прийти в субботу вечером. Но это еще не наверняка. Она едва не рассмеялась мужу в лицо, едва не крикнула ему, что она абсолютно уверена, что придет этот джентльмен, что в этом нет никакого сомнения.

[Des officiers] qui mangent du fin, s'mettent, quand ça veut un centième de casse-pattes dans le cornet, s'lavent plutôt deux fois qu'une, vont à la messe. (H. Barbusse, Le Feu.) — Офицеры едят тонкие блюда; когда угодно пропускают стаканчик винца в глотку, моются, когда пожелают, ходят в церковь.