тон

La soirée fut vive, gaie, aimable. La belle humeur souveraine du grand-père donna l'ut à toute la fête. (V. Hugo, Les Misérables.) — Они провели исключительно приятный, веселый, радостный вечер. Чудесное настроение деда задавало тон всему празднику.

Indignés de la lâcheté royale, le comte d'Artois et les princes, Breteuil et les chefs du parti de la résistance s'enfuyaient à l'étranger, donnaient ainsi le branle à l'émigration. (A. Mathiez, La Révolution française.) — Возмущенные малодушием короля, граф д'Артуа и принцы крови, Бретей и главари аристократии бежали за границу, положив начало эмиграции.

Les égouts de Paris, en 1832, étaient loin d'être ce qu'ils sont aujourd'hui. Bruneseau avait donné le branle, mais il fallait le choléra pour déterminer la vaste reconstruction qui a eu lieu depuis. (V. Hugo, Les Misérables.) — Парижская клоака была в 1832 году совсем не та, что в настоящее время. Брюнсо сдвинул дело с мертвой точки, но только после эпидемии холеры было решено провести коренную реконструкцию канализационной сети.

Les malheurs de 1870, en rendant l'Alsace plus proche encore de nos cœurs, firent connaître à la France entière les usages, les traditions de la province perdue... Les milieux protestants donnaient le branle; les autres suivirent... (R. Burnand, La Vie quotidienne en France de 1870 à 1900.) — Катастрофа 1870 года, сделавшая Эльзас еще более дорогим для наших сердец, познакомила всю Францию с обычаями и традициями утраченной провинции... Тон задали протестантские круги, другие последовали их примеру...

Le "Charivari", qui menait le branle de l'opposition infatigable, se terminait par de petits "entrefilets" que l'on appelait des carillons. (M. Du Camp, Souvenirs littéraires.) — Газета "Шаривари", возглавлявшая неутомимую оппозицию, в конце каждого номера помещала маленькие заметки, получившие название "карильонов".

Avec maîtrise, je donnai le la d'une aimable conversation à bâtons rompus. Pendant cinq minutes, il fut question de tout... (P. Cautrat, Paris, porte à porte.) — Весьма умело я задал тон любезному разговору о том, о сем. За каких-нибудь пять минут мы успели поговорить решительно обо всем...

J'ai fini par m'expliquer très bien que, précisément, au début de son récit, pour se préparer à peindre son misérable village, son père et sa mère, des gueux, il ait éprouvé le besoin d'emboucher la trompette, au lieu de se contenter de l'humble pipeau. Très vite, d'ailleurs, son style s'améliore. (D. Fernandez, Porporino.) — В конце концов, я понял, почему именно в начале своего рассказа он впадает в выспренний тон вместо того, чтобы писать бесхитростно: он хотел подготовиться к изображению своей жалкой деревеньки, отца и матери, деревенской бедноты. Впрочем, его стиль очень быстро улучшается.

- Donc, allez-y, mes petits! Embouchez la trompette du pacifisme. (R. Martin du Gard, Les Thibault.) — - Итак, валяйте, миленькие! Дуйте в пацифистскую дудку.

... et puis on n'a pas pardonné à Victor les vers vengeurs qu'il a écrits pour protester contre l'arrestation de la duchesse de Berry; Balzac et Dumas feront bien de se méfier, eux aussi, car ils ont embouché la même trompette! (J. Rousselot, La Vie passionnée de Berlioz.) —... к тому же, Виктору Гюго не могли простить его гневного протеста в стихах против ареста герцогини Беррийской; Бальзак и Дюма благоразумно воздержались от открытого осуждения, хотя они тоже в том же духе высказывались.

- Et pour ce qui est de moi, Votre Majesté? Qu'est-ce que votre Majesté désire que je fasse? L'anxiété et l'humilité du ton ne pouvaient pas tromper Louis XVIII. Cette fois, c'était à lui de faire jouer le déclic. Le Roi se retourna vers le Duc d'Orléans et lui dit avec cette royale insolence, qu'il n'avait guère avec lui ni avec son frère Charles: - Ma foi, vous pourrez faire tout ce que vous voudrez. (L. Aragon, La Semaine sainte.) — - А я, ваше величество? Как вам угодно, чтобы поступил я? Озабоченный и смиренный тон не мог обмануть Людовика XVIII. На этот раз настал его черед резко переменить тон. Король повернулся к герцогу Орлеанскому и сказал ему с тем царственным пренебрежением, с каким он не позволял себе разговаривать ни с ним, ни со своим братом Карлом: - Поступайте, как вам угодно, ей-богу, мне это безразлично.