снять+оружие

 «Северный отель»

   1938 - Франция (95 мин)

     Произв. Imperial Film, SEDIF (Лукашевич)

     Реж. МАРСЕЛЬ КАРНЕ

     Сцен. Анри Жансон и Жан Оранш по одноименному романе Эжена Даби

     Дек. Тронер

     Опер. Арман Тирар, Луи Нэ

     Муз. Морис Жобер

     В ролях Аннабелла (Рене), Жан-Пьер Омон (Пьер), Луи Жуве (мсье Эдмон), Арлетти (мадам Реймонда), Полетт Дюбо (Жинетта), Андре Брюно (Эмиль Лекуврёр), Жейн Маркен (Луиза Лекуврёр), Андрекс (Кенель), Бернар Блие (Проспер), Реймона (Жанна), Франсуа Перье (Адриан), Анри Боск (Назаред), Марсель Андре (хирург), Рене Бержерон (Мальтаверн).

   Молодая пара Пьер и Рене заходят в «Северный отель» на берегу канала Сет-Мартен. Там как раз отмечают 1-е причастие дочери хозяйских друзей. Пьер и Рене просят комнату, намереваясь совершить там двойное самоубийство. Пьер стреляет в Рене, но ему не хватает смелости застрелиться самому. Мсье Эдмон, мошенник, живущий в отеле с «работающей» на него девушкой по имени Реймонда, застает его и обращает в бегство. На следующий день, мучась от стыда и раскаяния. Пьер идет с повинной в полицию.

   Рана Рене не смертельна. Выйдя из больницы, Рене приходит в «Северный отель», чтобы забрать вещи. Хозяева отеля из сострадания берут ее на работу официанткой. Ради нее откладывает отъезд мсье Эдмон, решивший податься на юг, зная, что его разыскивает бывший сообщник Назаред, выданный им полиции. Эдмон ухаживает за Рене. И поскольку Пьер, которого она навещает в тюрьме «Санте», отвергает ее, она соглашается уехать с Эдмоном в Марсель; оттуда они планируют отплыть в Порт-Саид. Но в последний момент Рене возвращается в Париж. Она снова идет в «Санте» и убеждает Пьера, которого скоро отпустят на свободу, что их любовь не умерла.

   Реймонда, брошенная Эдмоном, живет со смотрителем шлюза, донором крови. Она подсказывает Назареду, что Эдмон наверняка не замедлит вновь оказаться в этих краях вслед за Рене. В ночь на 14 июля (***) Эдмон прощает Рене обман и благодарит ее за те несколько дней, что она с ним провела. Рене говорит Эдмону, что Назаред поджидает его в комнате, чтобы убить. Эдмон идет туда, но не обороняется, а вместо этого бросает револьвер Назареду. (Тот самый револьвер, из которого Пьер стрелял в Рене. Эдмон купил его у мальчишки, который нашел оружие в лесу, где его выбросил Пьер.) Назаред убивает Эдмона из этого револьвера. Пьер и Рене ничего не знают об этой драме и, держась за руки, покидают квартал Канала.

   ► 4-й полнометражный фильм Карне. После Набережной туманов, Le Quai des brumes продюсер Лукашевич, державший Аннабеллу на контракте, предложил Карне снять фильм с ней в главной роли. Карне посоветовал экранизировать роман Даби. Аннабелла знала и любила роман; проект был немедленно утвержден. Поскольку Превер тогда был занят, Карне сам - на пару с Жаном Ораншем - написал сценарий по мотивам романа Даби, более свободный и наполненный драматургическим и событиями, нежели первоисточник. Затем Жансон, которому были поручены диалоги, выделил персонажей Жуве и Арлетти в ущерб не полюбившимся ему персонажам Аннабеллы и Жан-Пьера Омона. Это придало фильму новое, более удачное равновесие; теперь в нем больше не было главных героев в полном смысле слова, а в центре повествования находился квартет очень не похожих друг на друга людей (в противовес романтической паре появилась живописная пара пошлых циников), вокруг которого вращалось немало весьма выразительных персонажей 2-го плана. Популизм романа Даби в общем и целом был сохранен, но приобрел более разнообразные и жесткие оттенки.

   Историки и критики всегда испытывали сложности при определении личного вклада Карне в его фильмы и, следовательно, в справедливой оценке его как режиссера. Тем не менее, нет никаких сомнений в том, что с 1936 по 1946 г., когда Карпе снял свои 1-е 8 фильмов, его творчество должно расцениваться наравне с творчеством крупнейших французских режиссеров. Среди них Карне - единственный, кто, в отличие от Ренуара, своей славой полностью обязан публике, а критике не обязан почти ничем. Большинство критических работ, посвященных Карне, сводятся к тому, что в чем-то ему отказывают. Они превозносят достоинства Превера или Габена лишь для того, чтобы принизить достоинства Карне. Даже выражение «поэтический реализм», придуманное специально для его фильмов, отражает не столько личность режиссера, сколько общую тенденцию французского кино тех лет. Известно, что Карне всегда ненавидел это выражение, что вполне понятно - по крайней мере, насчет 2-го термина; поскольку его фильмы, в особенности «Северный отель» (без участия Превера и Габена), строятся на последовательном ирреализме. Это ирреализм студийных декораций, служащих поэтическим отражением реального, но перенесенного в другое место городского квартала. Ирреализм персонажей - ведь это не люди, а поэтические архетипы, почти не связанные с общественными реалиями; зато их запутанные и кипучие взаимоотношения делают повествование очень жизненным и достоверным. Театрализованный и почти музыкальный ирреализм диалогов, похожих на партитуры, играемые актерами, которых в данном случае можно сравнить с музыкантами оркестра.

   Специфический вклад Карне состоит в том, что ему удалось с помощью этого ирреализма с кропотливостью настоящего мастера показать глубинную суть (а не поверхностную ауру) общества на последней стадии гниения и разложения. Как ни странно, противники Карне (некоторые представители правых кругов) лучше, чем его сторонники, чувствовали нездоровую атмосферу его фильмов. В самом деле, персонажи Карне проживают на экране последние мгновения жизни, прежде чем обратиться в восковые фигуры, неподвижные и символичные изображения эпохи, которая завершилась, едва был готов ее портрет. И несомненно, именно тем, что персонажи, созданные Карне, были уже на полпути к полному разложению и смерти, можно объяснить ту легкость, с которой они вошли в легенду. В «Северном отеле» относительно счастливый финал нисколько не противоречит общему смыслу картины, поскольку сюжет фильма рассказывает историю заразной болезни. Вирус самоубийства переходит от 2 персонажей (Пьера и Рене) к 3-му (Эдмону). Эдмон удачно завершит то, что не удалось 2 другим героям, и сделает это из того же оружия.

   N.В. Одна забавная история хорошо подчеркивает всю степень искусственности (без всякого уничижительного смысла) и студийности мира Карне. В эпизоде празднования 14 июля Карне захотел, чтобы на фоне декораций на площадке проехал автобус, хотя эта деталь не была предусмотрена сценарием. В 1-й раз машина (настоящий парижский автобус) не смогла проехать, не задев крышей гирлянды, протянутые сверху через улицу. Декорацию подправили. И автобус проехал еще раз. Этот план мы и видим в фильме. Он всегда внушает необъяснимую тревогу, как будто что-то слишком «настоящее» (автобус) разрушило равновесие в тщательно продуманном игрушечном мирке. Объяснение этому мы находим в автобиографии Карне. Декорация фасада «Северного отеля» была построена в уменьшенном виде, и поэтому, как пишет Карне, «мой автобус по высоте почти достигает окон 2-го этажа». Чтобы все вышло идеально, надо было построить маленький автобус, который бы соответствовал размерам декораций. Наконец, добавим, что реплика Арлетти, которая принимает слово «атмосфера» за оскорбление (***) (самая знаменитая реплика во всем французском кинематографе), не поправилась многим критикам тех лет. Садуль, к примеру, счел ее отвратительной. Карне честно признается в своих воспоминаниях, что ему она тоже не очень правилась: «Арлетти была душою фильма. Она не только оживляла, но и делала намного лучше некоторые реплики, некоторые авторские репризы, которые мне совсем не нравились своим преувеличенным колоритом - например, знаменитую „атмосферу“, которой ее талант и волшебство актрисы принесли столь знаменательный успех…»

   БИБЛИОГРАФИЯ: раскадровка (361 план) в журнале «L'Avant-Scene», № 374 (1988).

   ***

   --- День взятия Бастилии, французский национальный праздник.

   --- «Атмосфера, атмосфера… Нет, ну неужели я похожа на атмосферу?»

  Онибаба

   1961 – Япония (103 мин)

     Произв. Toho

     Реж. КАНЭТО СИНДО

     Сцен. Канэто Синдо

     Опер. Киёми Курода

     Муз. Хикару Хаяси

     В ролях Нобука Отова (старуха), Дзицуко Ёсимура (ее невестка), Кэй Сато (Хати), Уно Юкити (солдат), Таидзи Тономура (торговец Уси).

   Японию раздирают междоусобные войны 2-х армий на службе у враждующих императоров. Немолодая женщина и ее невестка, живущие в деревне, убивают всех солдат, попадающих в их края: раненых, заплутавших, бежавших с поля боя и т. д. Они снимают с них доспехи и забирают оружие, чтобы затем продать. Трупы они сбрасывают в глубокую яму. Так и живут, чтобы не умереть с голоду. Однажды друг старухиного сына возвращается домой, бежав из императорской армии. Сын старухи, по его словам, погиб при темных обстоятельствах. Уцелевший мужчина поселяется по соседству от женщин. Он настойчиво ухаживает за молодой вдовой, и та вскоре начинает регулярно навещать его хижину. Старуха, снедаемая ревностью и похотью, предлагает себя мужчине, но тот отталкивает ее. Она утверждает, что не может обойтись без невестки: в одиночку она не сможет зарабатывать на жизнь (т. е. лишать жизни заблудившихся солдат).

   Как-то глубокой ночью в камышах заблудился самурай с маской демона на лице. Старуха скидывает его в яму и срывает маску, под которой скрывается лицо, обезображенное проказой. При помощи маски, старуха притворяется демоном, отпугивая невестку от ночных походов к любовнику. Любовник же заверяет девушку, что ни демонов, ни Будды не существует. Однажды маска усыхает после дождя, и старуха не может ее снять. Она вынуждена во всем признаться невестке и умоляет сорвать с нее маску. Девушке никак не удается это сделать, пока она не разбивает маску на лице старухи ударами молотка. Когда маска спадает, мы видим, что старуха, в свою очередь, стала прокаженной.

   ►  Более интересный и не такой скучный, как Голый остров, Hadaka no shima, этот не менее знаменитый фильм Канэто Синдо также опирается на ряд формальных и повторяющихся приемов: абстрактный исторический контекст (год действия определить невозможно), неподвижность времени, максимально ограниченное пространство и аскетизм декораций, повтор жестов и маршрутов движения персонажей, число которых также сведено к минимуму. Эти приемы в данном случае работают на создание языческой сказки, в которой мужчина и женщина, силой обстоятельств, возвращаются в дикое, животное состояние, лежащее в основе их природы. Самая оригинальная сцена – эпизод с маской демона. В нем Канэто Синдо показывает, как в одном из персонажей при всей глубине его морального падения по-прежнему живет религиозный страх, который автор не медлит приравнять к простому и чистому суеверию. Таким образом, режиссер доводит до совершенства тот антигуманизм, в который погружает своих героев. Ликование Синдо контрастирует со священным ужасом, который чувствуют в схожих ситуациях герои фильмов Итикавы (см. Огни на равнине, Nobi). Хотя в мрачно-насмешливом топе Канэто Синдо есть немало самолюбования, есть в нем и некая бодрящая сила.

  Арест на Саут-стрит

   1953 – США (83 мин)

     Произв. Fox (Джулз Шермер)

     Реж. СЭМЮЭЛ ФУЛЛЕР

     Сцен. Сэмюэл Фуллер по сюжету Дуайта Тейлора

     Опер. Джо Макдоналд

     Муз. Ли Харлайн

     В ролях Ричард Уидмарк (Скип Маккой), Джин Питерз (Кэнди), Телма Риттер (Моу), Мёрвин Вай (капитан Дэн Тайгер), Ричард Кайли (Джои), Уиллис Б. Бушей (Зара), Милбёрн Стоун (Виноки).

   Нью-йоркский метрополитен. Вор-карманник Скип Маккой, уже не раз попадавший в тюрьму за свои проступки, крадет кошелек из сумки Кэиди. В этом кошельке находится микрофильм, предназначенный для передачи агентам-коммунистам. Карманник и не подозревает, что именно попало ему в руки; не знает этого и Кэнди, за которой давно наблюдает полиция. Она выполняет это последнее задание для своего любовника Джои, коммунистического шпиона. Федеральный агент Зара, заметивший карманника за делом, роется в полицейской картотеке, чтобы установить личность вора. Старая осведомительница Моу за 50 долларов называет 8 имен воров-карманников, среди которых есть и имя Скипа. Кэнди тем временем ведет собственные поиски, тоже находит Моу и узнает от нее адрес Скипа, живущего у деревянного причала на реке Гудзон. Зара арестовывает Скипа и, призывая к его патриотизму, просит вернуть микрофильм. Скип все отрицает, и его приходится отпустить. Позже ему предлагают снять все судимости в обмен на микрофильм, но и тут он продолжает все отрицать.

   Кэнди приходит в хижину Скипа, и тот в темноте чуть было не убивает ее. Она предлагает ему 500 долларов за микрофильм, но тот требует 25 000. Сообщники Джои хотят убить Скипа, и именно Джои поручено выполнить это задание. Кэнди страстно влюбляется в Скипа и вместо его адреса называет Джои адрес Моу. Она предупреждает Моу об угрозе, нависшей над Скипом. В действительности Моу – старая подруга карманника; тот не держит на нее зла за то, что она его «выдала», поскольку знает, что это ее единственный заработок. Моу говорит Скипу о том, что его ждет, а заодно и о чувствах Кэнди к нему. Она отказывается назвать Джои и коммунистам адрес Скипа. Джои убивает ее. Скипа арестовывают за убийство Моу, но почти сразу же отпускают. Узнав от Кэнди, что Моу убил Джои, Скип хочет продать ему микрофильм напрямую. Кэнди оглушает его и отдает микрофильм в полицию. Зара уговаривает ее работать на них. Она передает микрофильм Джои, но тот замечает, что Скип оставил себе его фрагмент. Когда Кэнди отказывается назвать адрес Скипа, Джои тяжело ранит ее, находит адрес в ее сумочке и вырывается из здания, окруженного полицией, через грузовой лифт. Скип навещает Кэнди в больнице и понимает, что она пострадала из-за него. Он следит за Джои, обыскавшим его хижину, и в метро ловким трюком крадет у него оружие. Он дожидается, пока Джои передаст микрофильм своему связному, затем бросается на него и как следует избивает. Оправданный полицией по всем статьям, он уходит под руку с Кэнди, которая лично будет следить за тем, чтобы он не вернулся к ремеслу карманника.

   ►  Арест на Саут-стрит – восхитительный мастер-класс кинематографа, где в каждом плане видна обостренная чувствительность Фуллера; это и самый безличный, и самый личный фильм режиссера. Он относится к документальному направлению нуара, т. е. в нем много натурных съемок, а в центре сюжета находится расследование, которое могло бы стать превосходным материалом для газетной статьи. Кстати, в бытность свою журналистом Фуллер был частым гостем в среде мелких мошенников, которую он показывает в этой картине. Арест обладает всеми достоинствами хорошего боевика с дополнительной приправой в виде электрического напряжения, которое Фуллер придает каждому своему фильму: остро прописаны характеры главных героев и даже самых проходных персонажей (напр., человек, который дает нужные сведения героине Джин Питерз, без остановки объедается рисом и забирает палочками смятые купюры, положенные перед ним на стол); темп держится бодрый и местами даже лихорадочный; умело используются глубина плана и длинные проезды камеры, придающие действию правильную дозу напряженности и реализма. (Отметим, что барочный стиль Фуллера предпочитает очень короткие или очень длинные планы в ущерб планам средней продолжительности.) Не забудем о язвительном и циничном юморе, не вполне характерном для Фуллера (см. фильмы Дона Сигела) и создающем противоречивый двойной эффект, очень частый для послевоенного голливудского кинематографа: он отвлекает внимание зрителя от внешней фабулы, которая в то время уже была немного избитой, но при этом притягивает его к действию, делает зрителя соучастником. Впрочем, Фуллер бросает этот юмор, когда настает, по его мнению, нужный момент – то есть в данном случае на середине рассказа. Его талант, виртуозность и степень контроля над материалом можно оценить хотя бы по тому, что самая смешная и самая трагичная сцены в фильме связаны с одним и тем же персонажем – старухой Моу (ее роль исполняет бесподобная Телма Риттер, чьи актерские работы часто становились незабываемыми: см. Все о Еве,  All About Eve; Брачный сезон, The Mating Season, Митчелл Лайсен, 1951; Окно во двор, Rear Window, и т. д.). В 1-й сцене она продает героя Уидмарка полиции по обычному тарифу. Во 2-й сцене эта усталая, отважная и по-своему честная пожилая женщина погибает, принимая смерть как избавление.

   Перейдем к самому характерному для Фуллера аспекту фильма. Все действие показано глазами 2 изгоев, двух персонажей, не стоящих ни гроша с точки зрения буржуазных ценностей общества, а следовательно – предателей этих ценностей. Глубинное сходство между авантюристкой Джин Питерз и карманником Уидмарком (беспокойное прошлое, энергичность и большой запас жизненных сил, зыбкое настоящее, в котором приходится бороться за выживание в городских джунглях) оправдывает любовь с 1-го взгляда, возникающую между ними в перерыве между потасовками (на всем протяжении фильма они не переставая мутузят друг дружку). Задача Фуллера ― показать солидарность, честность в этих персонажах-маргиналах, которые в той или иной степени смирились со своим положением и полубессознательно придерживаются определенной морали, которая могла бы послужить примером и для столпов общества. Эти заблудшие персонажи постоянно вращаются между миром добра и миром зла, но не принадлежат ни тому, ни другому; они позволяют автору, закоренелому пессимисту, выразить необычный взгляд на мир. Антикоммунизм сюжета служит критерием, по которому оценивается степень продажности персонажей. Те, к кому Фуллер испытывает особенную симпатию, – напр., карманник, чью роль исполнил Уидмарк, – стоят на самом пороге абсолютного зла, но не переступают черту. Когда они чувствуют искушение ее пересечь, им мешает ангел-хранитель (сцена, где Джин Питерз оглушает Уидмарка). Быть может, именно потому, что эти персонажи больше прочих выставлены напоказ, они – драматургически и нравственно – кажутся нам наиболее симпатичными.

   N.B. Согласно желанию управляющих фр. отделения «Fox», во фр. прокатной версии фильма коммунистические шпионы превратились в торговцев наркотиками. Отсюда название Порт дурмана, Le port de la drogue. Ремейк: Кейптаунское дело, The Cape Town Affair, 1967, Роберт Д. Уэбб. В выпуске телепередачи «Cinéma Cinémas» (эфир 1 декабря 1982 г. по каналу «Antenne 2») Фуллер комментирует 1-е планы фильма и, в частности, обращает внимание на то, что поезд и станция метро, вопреки всем ожиданиям, были студийными декорациями.

  Королева Христина

   1933 – США (101 мин)

     Произв. MGM (Уолтер Уэйнджер)

     Реж. РУБЕН МАМУЛЯН

     Сцен. Х.М. Харвуд, Салка Виртел, С.Н. Бёрмен по сюжету Салки Виртел и Маргарет Ф. Левин

     Опер. Уильям Дэниэлз

     Муз. Херберт Стотхарт

     В ролях Грета Гарбо (Христина), Джон Гилберт (дон Антонио), Иэн Кит (Магнус), Льюис Стоун (Оксенстирна), Элизабет Янг (Эбба), сэр Ч. Обри Смит (Ааге), Реджиналд Оуэн (принц Карл), Жорж Ренаван (французский посол), Густав фон Сайфертитц (генерал), Аким Тамиров (Педро).

   1632 г., Тридцатилетняя война. Шведский король Густав-Адольф погибает на поле брани. Его малолетнюю дочь Христину, воспитанную как мальчик, объявляют королем (sic). Повзрослев, она принимает у себя кузена Карла, вернувшегося победителем с войны. Его прочат ей в мужья. Вопреки воле Парламента и церкви, ей удается заключить мир. Государственные заботы, внешняя политика (дипломатические отношения с Испанией и Кромвелем) почти не оставляют ей свободного времени. Часто она проводит ночи за чтением. Подобно художникам и ученым, она мечтает изменить мир так, чтобы в нем никогда не бряцало оружие.

   Вся Швеция ожидает ее брака с Карлом. Даже любовник Христины главный казначей Магнус подталкивает ее к этому союзу. В поисках покоя королева катается в одиночку верхом или же отправляется на охоту. Однажды на прогулке она встречает испанского посланца дона Антонио де ла Прада, чья карета застряла в снегу. Христина помогает ему выбраться на дорогу. Поскольку она по-прежнему носит мужскую одежду, он принимает ее за мальчика-конюшего и дает в награду монетку. Увидев ее в таверне, он просит прощения за свою ошибку, однако продолжает думать, что имеет дело с мужчиной. Христина увлеченно расспрашивает его о последних творениях Веласкеса и Кальдерона. В таверне нет мест, и им приходится ночевать в одной комнате. Когда Христина снимает камзол, он понимает, как заблуждался. Под утро они становятся любовниками.

   Перед тем как покинуть комнату, где она была счастлива, Христина долго впитывает ее в свою память: гладит по очереди все предметы и сравнивает свое счастье с удовольствием Господа от сотворения мира. Она обещает дону Антонио, что они еще увидятся в Стокгольме. Они в самом деле видятся снова – на официальном приеме, где он узнает, что перед ним королева. Оставшись с ней наедине, он не скрывает гнева, тем более что ему поручено передать Христине предложение руки и сердца от своего суверена. Она прерывает его упреки признанием в любви.

   Христина задерживает посла в городе намного дольше, чем предполагалось. Магнус поднимает народ против Испании. «Мы требуем брака со шведом!» – кричит толпа, наводнившая дворец. Христина в короткой речи успокаивает подданных. Верный канцлер и весь двор настаивают, чтобы она вышла за Карла. Она принимает решение: отречься от трона и уступить его Карлу. На церемонии никто не решается снять корону с ее головы: ей приходится сделать это самой. Народ льет слезы. Она едет на побережье и поднимается на борт корабля, где должна встретить дона Антонио. Но тот, смертельно раненный на дуэли Магнусом, умирает у нее на руках. Тем не менее она отплывает, поскольку ветер – попутный.

   ►  Любимый – и, без сомнения, лучший – фильм Гарбо, которая сама выбрала режиссера и экранного партнера (заменившего Лоренса Оливье). В этой элегантной, но трезвой исторической картине с умными и тонкими диалогами Мамулян попытался нарисовать разносторонний и полный нюансов портрет знаменитой героини. Он показывает независимую, умную и образованную женщину, любительницу искусств и мира, не жалеющей сил ради своей страны, – но до определенной границы, за которой пролегает ее частная жизнь. Когда счастье и долг вступают между собой в неразрешимый конфликт, она сходит со сцены. Женщина на портрете, созданном Мамуляном, слушается скорее разума, чем сердца. И романтический аспект, столь важный для фильма, рождается в поисках Христиной хрупкого равновесия между жизнью личной и публичной.

   Богатство центрального характера позволило картине стать авторским фильмом и «фильмом одной актрисы». Нет ни малейшего сомнения, что королева Христина – сложный, разрываемый изнутри персонаж: именно такие характеры увлекали Мамуляна, с ними он любил себя идентифицировать. Можно даже предположить, что эта героиня больше прочих напомнила ему самого себя: ведь и он за свою карьеру покинул множество начатых проектов, не желая ни на йоту поступиться своей свободой. Гарбо перед этим не появлялась на экранах целый год (после фильма Фицмориса Какой ты меня желаешь, As You Desire Me, 1932), и для нее фильм символизирует постоянное искушение уйти из кино и за несколько лет предвещает ее окончательный уход, состоявшийся в 1943 г. С лиризмом, но и с некоторой сдержанностью, характерной для эстета, Мамуля и дает зрителю прочувствовать глубокую неудовлетворенность как героини, так и актрисы. И у Гарбо, и у Христины в физическом, эмоциональном и творческом отношении были слишком противоречивые стремления, чтобы их можно было реализовать в одной роли, в одном качестве, в одном образе. Примирение этих стремлений невозможно – или ведет к трагедии, как в фильме. В финале Христине ничего не остается, кроме как уйти.

   N.B. Джон Гилберт, выступавший партнером Греты Гарбо в большинстве ее фильмов, заменил Лоренса Оливье через несколько дней после начала съемок.

  Веревка

   1948 – США (80 мин)

     Произв. Warner, Transatlantic Pictures (Алфред Хичкок)

     Реж. АЛФРЕД ХИЧКОК

     Сцен. Артур Лоренц по одноименной пьесе Патрика Хэмилтона, адаптированной Хьюмом Кронином

     Опер. Джозеф Валентайн и Уильям В. Скэлл (Technicolor)

     Муз. Лео Ф. Форбстин

     В ролях Джеймс Стюарт (Руперт Кэделл), Джон Долл (Шоу Брендон), Фарли Грейнджер (Филип), Джоан Чэндлер (Дженет Уокер), сэр Седрик Хардуик (мистер Кентли), Констанс Колльер (миссис Этуотер), Эдит Эвансон (миссис гувернантка Уилсон), Даглас Дик (Кеннет Лоуренс), Дик Хоган (Дэйвид Кентли).

   Летний вечер, квартира в Нью-Йорке. 2 молодых гомосексуалиста Шоу и Филип только что задушили веревкой своего товарища по колледжу Дэйвида. На преступление их толкнула интеллектуальная игра, желание проверить экспериментальным путем теории безнаказанного поступка и интеллектуального превосходства, почерпнутые у Ницше под влиянием их бывшего учителя Руперта Кэделла. «Заводилой» этой игры выступает Шоу, немало гордящийся своим «успехом». Филип скорее напуган совершенным преступлением. Чтобы сделать этот день совершенно незабываемым, Шоу приглашает на коктейль родственников убитого: отца (больная мать остается дома), тетю (недалекую и чванливую старуху) и невесту Дженет. Шоу просит служанку поставить бокалы и подносы с едой на сундук, где спрятан труп. Также он приглашает бывшего жениха Дженет Кеннета, которому советует возобновить отношения с бывшей возлюбленной. Последний приглашенный – профессор Кэделл собственной персоной: единственный, по мнению Шоу, кто способен оценить совершенный поступок и, быть может, догадаться о нем.

   На вечеринке Кэделл, как обычно, самодовольно хвастается своими теоретическими измышлениями об убийстве: по его мнению, это искусство, которое должно быть предоставлено элите вместе с возможностью свободно выбирать жертв из числа людей низшего порядка. Отец Дэйвида не может слушать эти шутки и просит, чтобы ему принесли редкие книги, которые отложил для него Шоу (собственно, они и есть цель его визита). Все удивляются отсутствию Дэйвида. Его отец звонит встревоженной матери и уходит вместе с другими приглашенными, чтобы заявить в полицию об исчезновении сына.

   Кэделл насторожен многочисленными уликами (нарастающий страх Филипа; капкан, который Шоу расставил для бывших любовников Кеннета и Дженет; отказ Шоу открыть сундук; найденная шляпа Дэйвида, которую по ошибке дала ему служанка вместо его собственной); он возвращается в квартиру под надуманным предлогом и заводит разговор о Дэйвиде. Шоу подыгрывает ему и подкрепляет его подозрения. Кэделл описывает, как, по его мнению, произошло убийство (текст этой сцены позаимствован из Подозреваемого, The Suspect). Затем он предъявляет орудие убийства – веревку, которой Шоу воспользовался ради очередной провокации, перевязав книги, унесенные отцом Дэйвида. Филип, измотанный игрой в кошки-мышки, кидается к револьверу, который Шоу несколькими минутами раньше вытащил из кармана. Кэделл пытается вырвать оружие из его рук. Револьвер стреляет, оцарапав Кэделлу руку, но последнему все же удается завладеть оружием. Он открывает сундук. Шоу объясняет, что перед ним – следствие его теорий. Кэделл подавлен и несколько раз стреляет в окно. В комнате слышны возгласы прохожих, напуганных выстрелами. Доносится звук полицейской сирены. 3 мужчины в оцепенении ждут прихода полиции.

   ►  1-й цветной фильм Хичкока, 1-й из 4 его фильмов с Джеймсом Стюартом; 1-й фильм, в котором Хичкок выступает не только как режиссер, но и как сопродюсер. Веревка – не только важная веха в карьере Хичкока, но и один из самых серьезных его фильмов. Он основан на формуле, которая 40 лет будет пленять публику во всем мире: крайний формализм на службе у простейших чувств, универсальных тем, связанных в большинстве своем с моралью. Снять фильм одним планом всегда было мечтой – в большей или меньшей степени признанной и сознательной – немалого количества режиссеров. По сути, эта мечта доводит до крайности одну из 2 принципиальных эстетических позиций, возможных в кинематографе: учитывая неизбежное дробление на части кинематографического произведения, либо акцентировать это дробление и принять его за отправную точку в эстетических поисках, сделав ставку на монтаж и умножение пространств, либо отрицать его и разрабатывать цельное повествование, где множество пространств сливаются в одно, все планы – в один-единственный план.

   Гипнотический кинематограф (Ланг, Преминджер, Сиодмак и др.), достигший расцвета в США в 40-е гг., поднял эту тенденцию до вершин утонченности, развив применение длинного плана. И не удивительно, что Хичкок, воспринимающий каждый фильм как вызов, упражнение в стиле, новый способ ошарашить публику, был в это время охвачен желанием расширить возможности длинного плана до масштабов целого фильма. Хичкок – прагматик, формалист, но не эстет; он берется решить эту задачу поначалу подойдя к ней буквально: один план – это один план; т. е. место действия не изменяется; сохраняется единство времени; нет ни одной заметной глазу склейки (что влечет за собой использование хитроумных уловок и визуальных эффектов, поскольку в силу технических ограничений ни один план не может длиться дольше 10 мин). Таким образом, этот вызов приводит нас к самому замкнутому и клаустрофобичному варианту театра, тогда как в понимании, например, Преминджера мечта о фильме, снятом одним планом, принимает космические масштабы: необходимо пробить стены, чтобы проникнуть во все уголки реальности и запечатлеть ее в едином однородном потоке и в непрерывном пространстве.

   Но вот курьез: в Веревке выбранная позиция и изначальная логика теряются на полпути или, если угодно, уступают место гармоничному компромиссу. Возможно, чистое упражнение в виртуозности быстро утомляет мастера саспенса? Во всяком случае, каждая 2-я смена плана становится совершенно обычной и заметной, следующая за ней происходит на кадре со спиной героя (замаскированное затемнение), а последнее затемнение в виде исключения сделано на крышке сундука. Если средний кинофильм включает в себя от 200 до 600 планов, Веревка состоит лишь из 11 (их хронометраж, соответственно – 1'54", 9'36", 7'51", 7'18", 7'09", 9'57", 7'36", 7'47", 10', 4'36", 5'39"). 10 смен плана происходят следующим образом: 1) смена плана совпадает со сменой места действия (единственный случай в этом фильме: мы переходим с улицы в интерьер здания); 2) через спину Джона Долла; 3) обычно; 4) через спину Дагласа Дика; 5) обычно; 6) через спину Джона Долла; 7) обычно; 8) через спину Джона Долла; 9) обычно; 10) через крышку сундука. Между прочим, этот фильм, отрицающий монтаж, весьма богат на съемки с разных точек и характерен свободой в передвижениях и освоении пространства. В этом он тоже идет наперекор оптической концепции длинного плана в понимании Преминджера, главная цель которой – сделать так, чтобы зритель забыл о существовании камеры. Здесь же присутствие камеры очень ощутимо от начала и до самого конца: она, как и всегда у Хичкока, становится главным героем истории, увлекая за собой покорного и довольного зрителя.

   С наслаждением выстроенное Хичкоком замкнутое пространство, где складные переборки и мебель на колесиках облегчают перемещения камеры, включает в себя самый красивый «задник» в истории кино (макет Нью-Йорка, постепенно погружающегося в ночной мрак) и имеет в итоге лишь одну цель: удивительным образом подчеркнуть напряжение и тревогу, возникающие у зрителя. Ни в каком другом фильме Хичкока, за исключением Психопата, Psycho( где тревога периодически берет верх над ужасом), не была создана столь удушливая атмосфера. Гнусность 2 убийц подчеркивается заурядностью прочих персонажей (отметим, что Хичкок не вложил в их уста ни одного сколько-нибудь примечательного диалога). Даже отец, которого Хичкок выделяет среди окружающей его посредственности, усиливает разлитую по фильму тревогу, поскольку тоже, как и сам мертвец, является жалкой и беспомощной жертвой этого абсурдного кровопролития. Но больше всего вины, по мнению Хичкока, лежит на профессоре, персонаже Джеймса Стюарта. В этом отношении Веревка – фильм в каком-то смысле исключительный по сравнению с остальными картинами мастера: зритель не может себя идентицифировать ни с одним действующим лицом, разве что с мертвецом в сундуке, ждущим (?) разоблачения и осуждения своих убийц. В остальном же Веревка занимает центральное место в системе ценностей Хичкока, потому что укрепляет традиционную, принципиально универсалистскую мораль режиссера и отрицает, считая чудовищным извращением, всякую индивидуальную, элитарную мораль, предоставляющую одному человеку или категории людей отдельное место в обществе. Фильм также подчеркивает ответственность каждого интеллектуала, чьи слова, статьи, теории и парадоксы должны рассматриваться им самим и другими с не меньшей серьезностью, нежели его поступки. Видно, что фильм ничуть не склонен шутить. Это еще одна сторона тайны Хичкока: никто до него не осмеливался быть настолько серьезным, оставаясь при этом в русле развлекательного кино.