клоака

Indignés de la lâcheté royale, le comte d'Artois et les princes, Breteuil et les chefs du parti de la résistance s'enfuyaient à l'étranger, donnaient ainsi le branle à l'émigration. (A. Mathiez, La Révolution française.) — Возмущенные малодушием короля, граф д'Артуа и принцы крови, Бретей и главари аристократии бежали за границу, положив начало эмиграции.

Les égouts de Paris, en 1832, étaient loin d'être ce qu'ils sont aujourd'hui. Bruneseau avait donné le branle, mais il fallait le choléra pour déterminer la vaste reconstruction qui a eu lieu depuis. (V. Hugo, Les Misérables.) — Парижская клоака была в 1832 году совсем не та, что в настоящее время. Брюнсо сдвинул дело с мертвой точки, но только после эпидемии холеры было решено провести коренную реконструкцию канализационной сети.

Les malheurs de 1870, en rendant l'Alsace plus proche encore de nos cœurs, firent connaître à la France entière les usages, les traditions de la province perdue... Les milieux protestants donnaient le branle; les autres suivirent... (R. Burnand, La Vie quotidienne en France de 1870 à 1900.) — Катастрофа 1870 года, сделавшая Эльзас еще более дорогим для наших сердец, познакомила всю Францию с обычаями и традициями утраченной провинции... Тон задали протестантские круги, другие последовали их примеру...

Le "Charivari", qui menait le branle de l'opposition infatigable, se terminait par de petits "entrefilets" que l'on appelait des carillons. (M. Du Camp, Souvenirs littéraires.) — Газета "Шаривари", возглавлявшая неутомимую оппозицию, в конце каждого номера помещала маленькие заметки, получившие название "карильонов".

Aujourd'hui l'égout est propre, froid, droit, correct. Il réalise presque l'idéal de ce qu'on entend en Angleterre par le mot "respectable". Il est convenable et grisâtre, tiré au cordeau, on pourrait presque dire à quatre épingles. (V. Hugo, Les Misérables.) — В наши дни клоака стала чистенькой, холодной, прямой, корректной. Она, можно сказать, близка к тому идеальному состоянию, которое англичане называют респектабельностью. Она удобна, серовата, вытянута в струнку, почти нарядна.

Ce petit vieillard, gras, frais, trapu, fort, était, comme dit le peuple, toujours tiré à quatre épingles, c'est-à-dire, toujours en bas de soie noire, en culotte de pou-de-soie, gilet de piqué blanc... enfin un œil de poudre et une petite queue ficelée avec un ruban noir. (H. de Balzac, Un Début dans la vie.) — Этот старичок, толстенький, свеженький, коренастый и крепкий был, как говорится, одет всегда с иголочки, то есть в черных шелковых чулках, панталонах мышиного цвета, белом пикейном жилете... и, наконец, с тонким слоем пудры на волосах, заплетенных в тонкую косичку, перевязанную черной лентой.

On soigne et on vernit sa surface, on est tiré à quatre épingles, lavé, savonné, ratissé, rasé, peigné, ciré, lissé, frotté, brossé, nettoyé au dehors. Irréprochable, poli comme un caillou, discret, propret, et en même temps, vertu de ma vie! on a au fond de la conscience des fumiers et des cloaques à faire reculer une vachère qui se mouche dans ses doigts. (V. Hugo, Les Misérables.) — Подобные люди берегут и холят свою внешность. Они одеты с иголочки, вымыты, вылощены, выбриты, причесаны, напомажены, наутюжены, вычищены и безукоризненны снаружи, гладенькие, полированные, скромненькие, чистенькие, а внутри, боже ты мой милостивый, такая грязь, такой навоз, что любая коровница, сморкающаяся пальцами, отшатнется в ужасе.

Aujourd'hui l'égout est propre, froid, droit, correct. Il réalise presque l'idéal de ce qu'on entend en Angleterre par le mot "respectable". Il est convenable et grisâtre, tiré au cordeau, on pourrait presque dire à quatre épingles. (V. Hugo, Les Misérables.) — В наши дни клоака стала чистенькой, холодной, прямой, корректной. Она, можно сказать, близка к тому идеальному состоянию, которое англичане называют респектабельностью. Она удобна, серовата, вытянута в струнку, почти нарядна.

... si j'avais votre indépendance et votre âge, je partirais, je dirais adieu à cette vieille Europe où tout est prévu, où les idées comme les routes sont tirées au cordeau. (M. Du Camp, Souvenirs littéraires.) —... имей я ваш возраст и вашу независимость, я бы уехал и сказал прощай этой старушке Европе, где все уже заранее известно, где идеи так же прямолинейны, как улицы.