(the+never-never)

Lysander: "Ah me! for aught that ever I could read, Could ever hear by tale or history, The course of true love never did run smooth... " (W. Shakespeare, ‘A Midsummer Night's Dream’, act I, sc. 1) — Лизандр: "Увы! Я никогда еще не слышал И не читал - в истории ли, в сказке ль, Чтоб гладким был путь истинной любви... " (перевод Т. Щепкиной-Куперник)

Ralph's letter was a long, involved, and - in Etta's opinion - priggish document, beginning with another string of apologies, repeating most of what he had said, and going over all their past. Quite a valuable essay on the theme of the course of true love never did run smooth, Etta thought sardonically. (R. Aldington, ‘Women Must Work’, part III, ch. 7) — Письмо Ральфа было длинным, запутанным и, по мнению Этты, самодовольным. Вначале шли извинения, большинство которых она уже слышала, а затем излагалась вся их прошлая жизнь. "Весьма ценный очерк на тему о том, что путь истинной любви никогда не бывает гладким", - саркастически подумала Этта.

To return from a long travel... to the sight of a loved father lying peaceful in his last sleep, had never been, was never likely to be forgotten by so impressionable and warmhearted a man as Jolyon. (J. Galsworthy, ‘In Chancery’, part I, ch. VI) — Вернуться из долгого путешествия... и увидеть любимого отца, мирно спящего вечным сном, - такое воспоминание не могло изгладиться из памяти столь впечатлительного и доброго человека, как Джолион.

Then he left, standing on the porch for a moment to verify he still had the Bar K to himself. Of course he did. Yet for a blink or two, there at the end, he’d felt uneasy—almost as though he’d been scented. By some sort of In-World telepathy, mayhap. / There is such; you know it. The touch, it’s called. — Потом вышел из бункера, постоял на крыльце, дабы убедиться, что на ранчо “Полоса К”, кроме него, по-прежнему никого нет. Разумеется, не было. Однако на мгновение-другое ему стало как-то не по себе, он словно почувствовал, что его засекли. Может, с помощью какого-то неведомого ему шестого чувства. / Оно существует, ты это знаешь. Дар, так оно называется. (ТБ 4)

“Dan-dinh—where did you hear that, Jake?” / “Never did. Picked it up from your mind, I think.” Jake added hastily: “I don’t go snooping in there, or anything like that, but sometimes stuff just comes. Most of it isn’t very important, I don’t think, but sometimes there are phrases.” / <…> / “Yes.” That he hadn’t been concentrating on, and he would have felt better had Jake not known of it. But the boy was strong in the touch, and Roland believed him when he said he hadn’t been snooping. At least not on purpose. — Дан-дин… где ты это слышал, Джейк? / – Нигде. Думаю, почерпнул из твоей головы, – тут Джейк торопливо добавил. – Специально я туда не залезал, будь уверен, но иногда что-то мне перепадает. Обычно всякая ерунда, но бывает, и какие-то фразы. / <…> / – Да, – вот на этом он не сосредотачивался, даже предпочел бы, чтобы Джейк об этом не узнал. Но в прикосновениях мальчику, похоже, уже не было равных, и Роланд верил его словам о том, что он не залезает в чужих головах. Во всяком случае, специально. (ТБ 5)

“Not Andy,” Roland repeated. It was just a feeling, but his feelings were his version of the touch. “There’s time to think about it, Pere… and we’ll think, too.” — Не Энди, – повторил Роланд. Он ориентировался на свою интуицию, а интуиция, как известно, сродни прикосновениям. – Еще есть время подумать об этом, отец… и мы тоже подумаем. (ТБ 5)

Now she went to the foot of her bed, knelt, and passed one hand over the earth floor there. Lines appeared in the sour dirt as she did. They formed a square. She pushed her fingers into one of these lines; it gave before her touch. She lifted the hidden panel (hidden in such a way that no one without the touch would ever be able to uncover it), revealing a compartment perhaps a foot square and two feet deep. — Теперь она подошла к изножью кровати, встала на колени и сделала пасс рукой над земляным полом. Под её ладонью в затхлой земле проявились линии, определившиеся в квадрат. Она сунула пальцы вдоль одной из линий, которая разошлась от такого контакта. Приподняла скрытую там дощечку (скрытую таким образом, что никто не смог бы её открыть, не обладая даром прикосновения), под которой оказалось небольшое углубление размером около фута по каждой стороне и двух футов в глубину. (ТБ 4)

“I hate that noise,” Alain said. He sounded morose and sleepy. In fact, he had been troubled by odd dreams and premonitions all night—things which, of the three of them, only he was prey to. Because of the touch, perhaps—with him it had always been strong. — Ненавижу я этот шум, – пробормотал Ален. Но в действительности его тревожили странные сны, которые донимали его всю ночь. Из всех троих снились они только ему. Из-за дара, возможно, только его природа наградила шестым чувством. (ТБ 4)

Aye,” she said, “pie for the bumbler, too, as I’m sure he’s Arthur Eld in disguise and will reward me with jewels and gold and the healing touch.” — Ага, ушастик-путаник тоже получит пирог. Я уверена, что на самом деле он – Артур Эльдский, который, вернув себе человеческий облик, вознаградит меня драгоценными камнями, золотом и даром врачевания. (ТБ 5)

Cuthbert patted Roland’s face with no result. Alain pushed him aside, knelt, and took the gunslinger’s hands. He had never used the touch this way, but had been told it was possible—that one could reach another’s mind, in at least some cases. / Roland! Roland, wake up! Please! We need you! / At first there was nothing. Then Roland stirred, muttered, and pulled his hands out of Alain’s. — Катберт похлопал Роланда по щеке. Безрезультатно. Ален оттолкнул его, опустился на колени, взял руки стрелка в свои. Он никогда не использовал свой дар для того, чтобы помочь человеку прийти в себя, но ему говорили, что такое возможно: в некоторых случаях дар позволяет проникнуть в разум другого. / Роланд! Роланд, проснись! Пожалуйста! Ты нам нужен! / Поначалу ответная реакция напрочь отсутствовала. Потом Роланд шевельнулся, что-то пробормотал, выдернул руки из пальцев Алена. (ТБ 4)

Could such things be tolerated in a Christian land? Never! (Ch. Dickens) — Могли ли такие вещи прощаться в христианской стране? Да никогда!

A fierce controversy was under way over the question of self-government for Ireland, the Ulstermen were swearing they would never be ruled by Catholics, and Sir Edward Carson was organizing an army and threatening civil war. In short, the Mother of Parliaments was hardly setting the best of examples to her children all over the world. (U. Sinclair, ‘World's End’, ch. 8) — Это было время ожесточенных споров о самоуправлении Ирландии. Ольстерцы клялись, что они никогда не покорятся католикам, и сэр Эдвард Карсон набирал армию и грозил гражданской войной. Короче говоря, никак нельзя было сказать, что праматерь парламентов подает хороший пример своим детям, рассеянным по всему свету.

Never has the Mother of Parliaments seen such a scene of enthusiasm as when Mr. Lloyd George read out the armistice terms yesterday. (‘Daily Mirror’, Suppl) — Никогда английский парламент не был свидетелем такого энтузиазма, как вчера во время зачтения мистером Ллойд Джорджем условий перемирия.