Сен-Мало

... Votre Beato Angelico a décidément le cœur et la palette trop tendres pour mon goût. Quant aux Flamands, c'est une autre paire de manches. (A. France, La Révolte des anges.) —... Ваш Беато Анджелико обладает слишком нежным сердцем и слишком нежной палитрой, на мой вкус. А вот фламандцы - это совсем другое дело.

Mais Saint-Loup, c'est une autre paire de manches; il a beau avoir toute une parenté allemande, son père revendiquant avant tout son titre de grand seigneur français, il a repris le service en 1871 et a été tué pendant la guerre de la plus belle façon. (M. Proust, Sodome et Gomorrhe.) — Но Сен-Лу - это статья особая. Мало ли что у него вся родня - немцы! Его отец отстаивал свои права на французский дворянский титул, в 1871 году опять поступил на военную службу и погиб смертью храбрых на войне.

La mercière m'a donné des renseignements sur la maison. Ça n'est pas du joli. (O. Mirbeau, Le journal d'une femme de chambre.) — Лавочница дала мне подробные сведения об этой семье. Нечего сказать, хорошего было мало.

- Et le règlement, fils de pouilleux, qu'en fais-tu? Si tout le monde se mettait à en faire autant dans l'armée française, ça serait du joli! (B. Cendrars, La Main coupée.) — - А как же устав, сукин ты сын, как ты его соблюдаешь? Если бы все во французской армии поступали как ты, хорошенькая была бы история!

Swann interloqué reprit: - "Je ne sais si ce fut ignorance ou panneau, écrit Saint-Simon", il voulait donner la main à mes enfants. Je m'en aperçus assez tôt pour l'en empêcher. Mon grand-père s'extasiait déjà sur "ignorance ou panneau", mais Mlle Celine [...] s'indignait déjà: - Comment? vous admirez cela? Eh bien! C'est du joli! (M. Proust, À la recherche du temps perdu.) — Сванн был озадачен: - "Не знаю, что это было, - как пишет Сен-Симон, - оплошность или подвох", но только Молеврье вознамерился протянуть руку моим детям. Я вовремя это заметил и предотвратил. Дедушку привело в восторг выражение: "оплошность или подвох". Но мадемуазель Селин пришла в негодование: - Как вы можете этим восхищаться? Что с вами? Да это просто отвратительно!

Mais comme la fine mouche sentait que Christophe n'aimait rien tant que la sincérité, elle lui tenait tête hardiment, et discutait mordicus. Ils se quittaient très bons amis. (R. Rolland, La Foire sur la place.) — Но так как плутовка чувствовала, что Кристоф больше всего любит искренность, то не уступала ему ни в чем и отчаянно спорила. Расставались они лучшими друзьями.

C'est le docteur Du Poirier, le premier médecin du pays, qui est son bras droit. M. Du Poirier, qui est une fine mouche, mène par le nez tant M. de Pontlevé que M. de Puylaurens, l'autre commissaire de Charles X. (Stendhal, Lucien Leuwen.) — Правая рука маркиза - доктор Дю Пуарье, первый врач в наших краях. Г-н Дю Пуарье, пройдоха, каких мало, водит за нос как господина де Понлеве, так и господина де Пюилоранса, еще одного эмиссара Карла X.

Duroy demanda: - Qu'est-ce au juste sa femme? Saint-Potin se frotta les mains: - Oh! une rouée, une fine mouche. (G. de Maupassant, Bel-Ami.) — Дюруа спросил: - А что в сущности представляет собой жена Форестье? - О, это бестия, тонкая штучка! - потирая руки, ответил Сен-Потен.

... nos collègues me dirent d'un ton grave, avec un visage pénétré, que je devais tenir un des cordons du poêle et parler sur la tombe. (A. France, Le Crime de Sylvestre Bonnard.) —... наши коллеги прочувствованным тоном торжественно заявили мне, что я должен следовать за гробом и держать речь над могилой.

Les Parisiens se trouvaient donc assez mal disposés à prendre le deuil le 21 janvier [...]. La chaire évangélique retentit d'anathèmes et d'appels à la vengeance, bien qu'au sortir de l'église, le maréchal Oudinot, qui avait tenu un des cordons du poêle, dit tout haut: - Il va falloir maintenant, par expiation, nous couper le cou les uns aux autres. (H. Houssaye, 1815. La première restauration.) — Парижане были мало склонны отмечать трауром день 21 января [22-ю годовщину со дня казни Людовика XVI] [...]. С кафедры собора в Сен-Дени сыпались проклятия и угрозы отмщения. Так что при выходе из собора, маршал Удино, тоже приложивший руку к осуждению короля на смертную казнь, громко произнес: - Ну теперь, в виде искупления, мы должны друг другу перерезать горло.