я+их+люблю

%=1 (lettre) и́грек

Y %=2 A adv. de lieu

2. (emplacement) здесь, тут ( ici); там (là-bas);

3. se traduit aussi par le pronom personnel de la 3e personne avec une préposition selon la rectum du verbe russe:

remplace cela);

║ 3e personne du pronom (remplace un nom):

● pour les gallicismes v. les verbes correspondants:

  Мои друзья

   1975 - Италия (105 мин)

     Произв. Rizzoli Film

     Реж. МАРИО МОНИЧЕЛЛИ

     Сцен. Пьетро Джерми, Пьеро Де Бернарди, Лео Бенвенути, Туллио Пинелли

     Опер. Луиджи Kувейе (цв.)

     Муз. Карло Рустикелли

     В ролях Уга Тоньяици (Лелло Машетти), Филипп Hуape (Джорджо Пероцци), Гастоне Москин (Рамбальдо Меландри), Дуйлио дель Прете (Некки), Бернар Блие (Риги), Адольфо Чели (доктор Сассароли), Ольга Карлатос (Донателла), Милена Вукотич (Алиса), Сильвия Дионисио (Тити), Франка Тамантини (жена Некки).

   Пятеро 50-летних друзей-тосканцев - журналист Пероцци, архитектор Меландри, хирург Сассароли, хозяин бара Некки и разорившийся дворянин Машетти - пытаются убить тоску и горечь и забыть про старость, для чего регулярно пускаются, по их собственному выражению, в «цыганские загулы», и устраивают довольно сложные розыгрыши, выбирая в качестве жертв то знакомых, то незнакомых людей. Похороны одного - Пероцци - становятся поводом для последнего розыгрыша.

   ► Фильм Мои друзья - и завещание итальянской комедии, и попытка выйти за рамки жанра, сохранив в целости и сохранности его дух. Картина была задумана и написана Пьетро Джерми, который, чувствуя приближение смерти, доверил постановку своему другу Моничелли. Тот факт, что один режиссер смог безболезненно передать эстафету другому, показывает, до какой степени крепок общий фундамент итальянской комедии - коллективный труд, являющийся одной из главных составляющих его тематического богатства. Моничелли переработал сценарий Джерми с 3 сценаристами и, помимо всего прочего, перенес действие из Болоньи в Тоскану: сам тосканец, он мог окунуть сюжет в хорошо знакомую ему среду. «Тосканский дух, - говорит он Жану Жили („Le cinema italien“, №№ 10–18, 1978), - не знает сентиментальности. Это сплошной цинизм и скепсис. Я люблю фильм за эту интонацию». На самом деле, это и есть специфическая интонация итальянской комедии, создавшей множество шутливых, агрессивных, горьких и даже отчаянных вариаций на тему общества, недовольного собой, своими ценностями и комфортом. Новизна заключается в том, что в этом случае проводником сатиры становится группа персонажей, обладающих не только выразительностью в данный конкретный момент, но и подлинной психологической и романической глубиной. К ним привязываешься, как к настоящим героям романа, которые живут, стареют и умирают у нас на глазах, пряча свои страхи и боль за постоянными шутками. Можно сказать, что это интимное и немного патологическое измерение существовало в итальянской комедии с самого начала (см. Обгон, Il Sorpasso), но в Моих друзьях оно становится еще содержательнее и разрастается до своеобразного похоронного плача, в конечном счете напоминающего Большую жратву, La Grande bouffe, вышедшую 2 годами ранее (с участием 2 актеров из этого фильма: Нуаре и Тоньяцци). Отличительными чертами итальянской комедии являются изобретательность и изобилие гэгов (фильм рассказывает именно о людях, выдумывающих и претворяющих в жизнь шутки и розыгрыши, и в этом деле они настоящие художники), а также содержательная и разносторонняя работа актеров. Многие гэги - напр., пощечины, раздаваемые высунувшимся в окно пассажирам поезда, только что тронувшегося в путь, - стали хрестоматийными.

   Конечно, надо отдать должное таланту 5 актеров (Тоньяцци, Москина, Нуаре, Чели и Дуйлио дель Прете), которыми мастерски руководит Моничелли, всегда умело оживляющий группы персонажей, но не стоит забывать и о жертвах розыгрышей, без которых фильма бы не было. Они подбираются либо среди близких (и тогда жестокость фильма достигает кульминации), подтверждением чему служит великолепная работа Милены Вукотич в роли несчастной супруги Тоньяцци, то среди совершенно незнакомых людей, чьи траектории лишь на короткое мгновение пересекаются с траекториями главных героев: один из таких людей - уморительный Риги, отставной мелкий чиновник, которого 5 друзей якобы втягивают в торговлю наркотиками. Его играет Бернар Блие в расцвете актерской формы, и эта роль - одна из самых необыкновенных работ во всей его богатой итальянской фильмографии. Отметим, что фильм полностью отвечает духу своего времени. Его жестокость и мрачность совершенно совпадали с ожиданиями публики. Мои друзья стали самым кассовым фильмом года в Италии, во Франции их также ждал оглушительный успех. Сложно сказать, могло ли бы это случиться в наши дни.

   N.В. У фильма есть 2 продолжения. Мои друзья II, Amici miei atto II, 1982 сняты Моничелли по сценарию тех же авторов. Тоньяцци, Нуаре (оживающий во флэшбеках), Москин, Чели и Милена Вукотич возвращаются на экран, и только роль Дуйлио дель Прете играет Ренцо Монтаньяни. В этом фильме злоба уже не знает границ и перерастает в старческое злорадство. Никто не умирает, но герой Тоньяцци в финале становится инвалидом. Несмотря на все перегибы (а может быть, благодаря им), фильм весьма любопытен и достоин того, чтобы быть увиденным. Мои друзья III, Amici miei atto III, 1985 поставлен Нанни Лоем с участием Тоньяцци, Москина, Чели, Ренцо Монтаньяни и Бернара Блие. Главное место действия - дом Тоньяцци, где тот втягивает своих товарищей в новые розыгрыши.

   БИБЛИОГРАФИЯ: L. Benvenuti, P. De Beinardi, Т. Pinelli, Amici miei, Rizzoli Editore, Milan, 1976 - новеллизация фильма.

  Красавица и Чудовище

   1946 - Франция (96 мин)

     Произв. Андре Польве

     Реж. ЖАН КОКТО (технический консультант - Рене Клеман)

     Сцен. Жан Кокто по одноименной сказке мадам Лепренс де Бомон

     Опер. Анри Алекан

     Муз. Жорж Орик

     В ролях Жан Марэ (Чудовище / Авенан / Принц), Жозетт Дэй (Красавица), Марсель Андре (купец), Мила Парели (Аделаида), Нан Жермон (Фелиция), Мишель Оклер (Людовик), Рауль Марко (торговец).

   В «туманной сказочной стране» живет разорившийся купец со своим сыном Людовиком и 3 дочерьми. Самая добрая, Красавица (Белль), стала покорной рабыней сестер, тщеславных и легкомысленных, - Фелиции и Аделаиды. Купец узнает, что его корабль, о котором давно не было никаких известий, вернулся в порт. Он должен туда отправиться. Фелиция и Аделаида просят его привезти им целую гору подарков. Красавица не просит ничего, кроме розы. Товара уцелело так мало, что остатков не хватает даже на оплату долгов купца. На обратной дороге ночью купец сбивается с пути в лесу и попадает в загадочный замок, где в коридорах прямо из стен торчат руки с канделябрами, освещающими путь, а стол без единой просьбы сам собой накрывается для ужина. Купец засыпает. Наутро он срывает в саду цветок для Красавицы, чем ужасно злит хозяина замка - жутковатое создание в роскошных одеждах (его заросшая шерстью голова напоминает львиную гриву). В обмен на розу Чудовище (так зовется хозяин) требует жизнь купца или той его дочери, что согласится его заменить. Купец получает лошадь, на которой сможет вернуться домой, а вместе с ней - волшебное заклинание, чтобы эта лошадь перенесла его, куда он пожелает.

   Оказавшись дома, купец рассказывает о своих приключениях. Красавица тут же садится на лошадь, произносит заклинание и отправляется в добровольный плен. Едва увидев Чудовище, она теряет сознание. Чудовище берет ее на руки и относит в приготовленную комнату. Чудовище говорит, что будет докучать ей только раз в сутки - задавать один вопрос: «Будете ли вы моей женой?» Красавица каждый раз отвечает отказом. Но со временем, наблюдая за жизнью Чудовища, она привыкает и даже привязывается к нему. Увидев в волшебном зеркале, что ее отец при смерти, она умоляет Чудовище отпустить ее. Чудовище дает ей неделю и добавляет, что умрет, если она не вернется. В знак своего доверия (а также, чтобы обязать девушку вернуться) Чудовище дает Красавице ключ от флигеля, где хранятся его несметные богатства.

   Красавица приезжает к отцу, и в дом чудесным образом возвращается мебель, конфискованная судебным приставом за карточные долги Людовика. Появление дочери возвращает купцу здоровье и улыбку. Он страдал в основном из-за того, что потерял надежду ее увидеть. Купец расспрашивает красавицу о Чудовище. «Оно очень доброе», - отвечает девушка, и слезы, текущие по ее щекам, превращаются в бриллианты, которые она отдает отцу. Сестры, Людовик и его друг Авенан, сватавшийся к Красавице, вступают в сговор, чтобы завладеть богатствами Чудовища. Сестра крадет у Красавицы ключ от флигеля. Людовик и Авенан садятся на лошадь Чудовища и произносят заклинание.

   Красавица возвращается к Чудовищу и застает его при смерти: горе разлуки почти убило его. Авенан спускается во флигель, где его ранит стрела, пущенная статуей Дианы. Авенан умирает и превращается в Чудовище, а Чудовище становится прекрасным молодым принцем, внешне похожим на Авенана. «Мои родители не верили в фей. Феи наказали меня за их неверие. Спасти меня мог только любящий взгляд», - объясняет он Красавице, а затем переносит ее по воздуху в свое королевство, где им предстоит пожениться.

   ► Вершина творчества Кокто. Что послужило причиной огромного успеха этого фильма? Прежде всего то, что знаменитый писатель, художник и на все руки мастер, каким был Кокто, обожал процесс работы в самом конкретном смысле слова. Ему нравилось чувствовать товарищеский дух съемочной группы, своими руками создавать спецэффекты; нравилось все, что представляет собой кинопроизводство, которое он называл «прибежищем ремесленника». «Я всегда люблю то, что делаю, - говорил он. - Но для такого человека, как я, предрасположенного к грусти, нет ничего лучше студийной работы. Она открыла для меня радости коллективного труда, тесного сотрудничества между творцами» (см. Entretiens sur le cinematographe, Belfond, 1973). Еще одна причина успеха - в том, что Кокто безупречно иллюстрирует жанр волшебной сказки, полностью обновляя его своей поэтической невинностью и изобретательностью. Этот жанр (самый прекрасный кинематографический образец которого родился в стране, славящейся своим картезианским духом) требует особого ритуала, церемониала, который превращает самые бредовые и беспочвенные фантазии в абсолютные, незыблемые, неукоснительные законы. Повествование Красавицы и Чудовища, где ключевую роль играют пластика и музыка, строится на прогулках, поездках, открытиях новых, роскошных и удивительных мест - все это гасит скептицизм и недоверие. Сказка говорит о страхе, о смерти, сохраняя при этом дистанцию. Она не должна вызывать у зрителя смертельный ужас или окутывать его нездоровым мраком. Она всегда внушает надежду и благодарность за красоту мира. Действие разворачивается в особом сказочном измерении, за рамками реального времени и любых исторических эпох. Такие условия идеально подходят Кокто: воображаемый им XVII в. создан исключительно его руками и воображением. Фильм не смешивает в себе различные эпохи. Он создает собственную.

   В отличие от того, что произойдет позднее в Орфее, Orphée, непроницаемость реальности не становится преградой для взгляда режиссера. Она, если можно так выразиться, исчезает. Ко всему прочему, Кокто не забывает, что он как поэт превосходно владеет словом. Диалоги, от которых он добивался лаконичности, лапидарности и осмысленности, еще более возвеличиваются голосом и манерой речи Жана Марэ. «Голос калеки, страдающего монстра», как написал Кокто в дневнике фильма. Наконец, Красавица и Чудовище принадлежит к числу тех фильмов, что содержат в себе нечто уникальное, в данном случае уникален невероятный грим Жана Марэ, требовавший 4 часов работы при каждом наложении и причинявший актеру большие страдания.

   N.В. Другие версии: Красавица и Чудовище, Beauty and the Beast, 1963, США, Эдвард Л. Кап (достаточно вольная экранизация; Чудовище превратилось в оборотня, но, как и в сказке-первоисточнике, поцелуй любви снимает заклятие); Красавица и Чудовище, Beauty and the Beast, 1976, США, Филдер Кук (до крайности блеклый телефильм с Джорджем К. Скоттом и Триш Ван Девир). Существует также чешская версия, снятая в 1979 г. Юраем Херцем.

   БИБЛИОГРАФИЯ: на съемках Кокто вел дневник фильма (Jean Cocteau, La Belle et la Bete, journal d'un film, J.-B. Janin, 1946; Editions du Palimugre, 1946; Editions du Rocher, Monaco, 1958; Editions Rombaldi, 1971). Последнее из перечисленных изданий представляет собой 1-ю часть тома II собрания сочинений Кокто и снабжено иллюстрациями Эдуара Дерми. Книга увлекательна; она дополняет фильм и даже служит его частью. Кокто описывает все аспекты постановки, в особенности - изобразительный стиль, которого он добивался от Алекана: «Алекан подслушал на студии, будто все, что мне кажется восхитительным, считают браком, плохо освещенными кадрами, „творогом“… Люди раз и навсегда решили, что настоящая поэзия должна быть туманна. Но, по моему мнению, поэзия - это точность, цифра, поэтому мне и нужно от Алекана нечто ровно противоположное тому, что слывет поэзией среди идиотов… Бывает, что я освещаю одно лицо больше другого, освещаю комнату больше или меньше положенного, наделяю свечу силою лампы. У Чудовища (в парке) я выбираю сумеречное освещение, которое не вполне подходит под то время суток, когда Чудовище выходит из дома. Я могу даже объединить сумерки с лунным светом, если сочту это нужным. Но я так свободно обращаюсь с реализмом не потому, что создаю волшебную сказку. Фильм - это письмо образами, и я стараюсь пропитать его атмосферой, которая бы больше соответствовала ощущениям, нежели фактам». Кокто описывает также всевозможные болезни (карбункул, экзема), одолевавшие его в это время и вынудившие его сделать перерыв в съемках (Марэ тоже был болен, а Мила Парели попала в аварию). При чтении книги фильм предстает своеобразным приключением, духовным переживанием и сложным, но логичным следствием внутренних археологических раскопок. «Моя работа сродни работе археолога. Фильм уже существует (заранее). Я должен лишь найти его во мраке, где он дремлет, пробиться заступом и киркой. Бывает, что я наношу ему повреждения в спешке. Но неповрежденные участки сияют белизной мрамора». Между прочим, немногие режиссеры сохраняли такую трезвость, оценки фильма во время работы над ним и после ее окончания: «Теперь, глядя со стороны, я понимаю, что ритм моего фильма - ритм рассказа. Я рассказываю. Кажется, будто я спрятался за экраном и говорю оттуда: итак, произошло то-то и то-то. Нельзя сказать, что персонажи живут: они проживают рассказанную жизнь». Сценарий и диалоги фильма опубликованы в Америке в двуязычном издании (Robert М. Hammond. New York, 1970). Это режиссерский сценарий, где тщательно отмечены все изменения, привнесенные в окончательный фильм. Хэммонд впервые подтверждает существование целого ряда сцен (вырезанных во Франции), о которых упоминает Кокто в дневнике. В этих сценах мы видим, как Людовик и Авенан переодеваются в женские платья и выдают себя за Фелицию и Аделаиду, чтобы выманить деньги у суконщика. Как ни странно, американская копия, виденная Хэммондом, заканчивается этим необъяснимым набором сцен. Наконец, весь фильм целиком был реконструирован при помощи фоторепродукций в серии «Bibliotheque des classiques du cinema» (Balland, 1975).

  Невеста Франкенштейна

   1935 - США (75 мин)

     Произв. U (Карл Леммле-мл.)

     Реж. ДЖЕЙМС УЭЙЛ

     Сцен. Уильям Хёрлбат и Джон Л. Болдерстон по роману Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей» (Frankenstein, or the Modern Prometheus)

     Опер. Джон Мэсколл

     Муз. Франц Уэксмен

     В ролях Борис Карлофф (Чудовище), Колин Клайв (Генри Франкенштейн), Эльза Ланчестер (Мэри Шелли / супруга Чудовища), Эрнест Тесиджер (доктор Преториус), О.П. Хегги (отшельник), Уна О'Коннор (Минни), Вэлери Хобсон (Элизабет), Гэвин Гордон (лорд Байрон), Даглас Уолтон (Перси Шелли).

   Ненастным вечером, в замке собрались за беседой лорд Байрон. Мэри Шелли и ее супруг-поэт. Лорд Байрон удивляется, как Мэри сумела написать столь жуткую историю о Франкенштейне. Он вкратце пересказывает ее. Мэри продолжает рассказ.

   Рассказ продолжается с того момента, на котором заканчивался Франкенштейн, Frankenstein( пожар в особняке), не принимая, однако, во внимание самой последней сцены, где мы видели Генри Франкенштейна в постели живым и здоровым, и Элизабет у его изголовья. Чудовище выжило в пожаре. Оно убивает по очереди сначала отца девочки, пустившегося на его розыски, затем ее мать. Старый доктор Преториус наносит визит Генри Франкенштейну и говорит, что они ведут исследования в одном направлении. Преториус показывает своему «коллеге» образцы гомункулов, которые он выращивает, подобно растениям, и хранит под стеклянными колпаками: среди них пышно разодетый король, похожий на Генриха VIII; королева; архиепископ; черт, напоминающий самого Преториуса; балерина; сирена. Он хотел бы создать совместно с Франкенштейном женский аналог его Чудовища. Франкенштейн категорически отказывается.

   В это время Чудовище бежит через лес. По пути оно пугает крестьянку. Его ловят деревенские жители и в цепях отводят в тюрьму. Однако Чудовище тут же разбивает цепи. Преследователи идут за ним и обнаруживают труп девочки, затем - старика и его жены. Чудовище обжигается у костра в цыганском таборе, затем слышит приятную скрипичную мелодию. Музыкант - слепой отшельник - радушно принимает Чудовище и обращается с ним как с другом. Он учит его некоторым простым словам. Чудовище радуется хорошему приему и вкусной пище. Но 2 охотника, ранившие Чудовище, находят его и снова вынуждают бежать. Оно прячется в склепе, где встречает Преториуса, пришедшего с 2 кладбищенскими ворами забрать тело девушки, нужное ему для опытов. Преториус обещает сделать Чудовищу подругу.

   Чтобы заставить Франкенштейна сотрудничать, Преториус приказывает Чудовищу похитить Элизабет; ее держат пленницей в пещере. Франкенштейн признает поражение и приступает вместе с Преториусом ко 2-му опыту - с использованием воздушных змеев и космического передатчика, улавливающего энергию молнии. Из различных частей Преториус собрал мозг; сердце будущего создания раньше принадлежало девушке, убитой его ассистентом. Опыт завершается удачно, но существо, назначенное в подруги Чудовищу, увидев его, кричит от ужаса. Элизабет вырвалась из оков и прибегает за Генри. Чудовище дает им обоим уйти невредимыми, а затем опускает рычаг и взрывает старую каменную постройку, под развалинами которой находят гибель он сам, Преториус и искусственная женщина.

   ► Случай необычайный: это продолжение по единодушным оценкам далее превосходит оригинал - Франкенштейн. Все достоинства 1-го фильма в нем сохранились, но обрели еще более четкую форму и обогатились набором весьма оригинальных элементов. Работа Уэйла, Карлоффа и Пирса достойна таких же похвал, какие вызвала 1-я картина. Человечность монстра выражена словами, которые он учится произносить, его потребностью в дружбе и желанием получить обещанную подругу. Сцена встречи со слепым отшельником - самая красивая во всем франкенштейновском цикле.

   Действие обогащают 2 новых и очень важных персонажа: Преториус и «супруга» Чудовища, чью роль исполнила Эльза Ланчестер. В роли Преториуса выступает Эрнест Тесиджер, еще один соотечественник Уэйла. (По свидетельству Дона Глата в книге «Легенда о Франкенштейне» [Don Glut: The Frankenstein Legend], от этой роли якобы отказался Бела Лугоши.) Преториус - это воплощение извращенного и аморального научного азарта, олицетворением которого был Генри Франкенштейн. Эльза Ланчестер (также играющая Мэри Шелли в прологе), за 3 минуты экранного времени, при помощи прически и 2 костюмов, смогла создать незабываемый образ. Сначала она появляется в образе мумии, затем - одетая в нечто вроде савана, служащего ей подвенечным платьем.

   Изобретательные диалоги придают сценарию оттенок холодного и довольно острого юмора (в чем хорошо узнается манера Джеймса Уэйла): «Люблю мертвых. Ненавижу живых», - бормочет Чудовище Преториусу в склепе. «В этом есть своя мудрость», - отвечает доктор. Даже хэппи-энд добавляет повествованию новый оригинальный оттенок: финальное прощение, даруемое Чудовищем своему создателю за мгновение до самоубийства. В 1-й версии финала Генри Франкенштейн погибал при взрыве, и тот зритель, у которого глаз орлиный, в самом деле, разглядит силуэт актера Колина Клайва в сцене взрыва (которую оставили без изменений, даже несмотря на присутствие этого силуэта).

   N.В. Авторы сомневались, как назвать продолжение. Сначала фильм назывался Возвращение Франкенштейна и даже Франкенштейн снова жив. Эти варианты, а также выбранное в итоге название помогли распространиться заблуждению, будто Франкенштейном следует называть Чудовище (по имени его создателя), хотя на самом деле Чудовище так и не получило имени. Ни место действия (немецкая провинция, населенная англичанами), ни время точно не определены, и это не имеет ровно никакого значения. Пролог по костюмам и декорациям, похоже, на столетие отстает от самой истории, рассказываемой в нем Мэри Шелли; таким образом, сочиненная ею повесть становится - со всех точек зрения - пророческой.

  Дамы Булонского леса

   1944 - Франция (90 мин)

     Произв. Films Raoul Ploquin

     Реж. РОБЕР БРЕССОН

     Сцен. Робер Брессон, Жан Кокто по рассказу включенному в роман Дени Дидро «Жак-фаталист и его хозяин» (Jacques le fataliste et son maitre)

     Опер. Филипп Агостини

     Муз. Жан-Жак Грюненвальд

     В ролях Поль Бернар (Жан), Мария Казарес (Элен), Элина Лабурдетт (Аньес), Жан Марша (Жак), Люсьен Богаэр (мадам Д.), Иветт Этьеван (служанка).

   Элен узнает от лучшего друга, что любовник Жан ее разлюбил. Она первой идет на разрыв, но клянется себе, что отомстит. У водопадов Булонского леса она подстраивает встречу Жана с юной Аньес, живущей с разорившейся матерью на подношения от любовников. Элен ловко интригует, чтобы Жан захотел вновь увидеться с Аньес и отчаянно влюбился в нее. Ловушка срабатывает превосходно. Жан женится на Аньес, которая тоже его любит. После брачной церемонии Элен бросает ему в лицо: «Вы женились на женщине легкого поведения». Аньес, безуспешно пытавшуюся сказать Жану всю правду о себе, мучают частые обмороки. Жан умоляет ее: «Держись за жизнь изо всех сил. Держись за меня. Я люблю тебя». Аньес шепчет ему: «Я остаюсь».

   ► 2-й полнометражный фильм Брессона характеризуется строгим соблюдением театральных условностей в диалогах и манере игры, что, к радости зрителя, противоречит теориям, которые автор будет поддерживать - и попытается воплотить на практике - в дальнейшем. Анекдот, позаимствованный у Дидро, мог бы послужить основой для идеальной народной мелодрамы. Месть, интриги, стыд в сочетании с неравным браком служат основными движущими силами сюжета, не говоря уже о впечатляющем финальном повороте; ведущая игры теряет все, сделав счастливым человека, которого хотела погубить. Увлекательно следить за тем, до какой степени разница между мелодрамой (жанром народным) и трагедией (жанром благородным) сводится всего лишь к вопросу формы или, если быть еще точнее, выбора формы. Выбрав трагедию, Брессон стремится убрать из сюжета всю романтичность, неожиданность, все относительное неправдоподобие перипетий. Он смягчает, насколько возможно, интонационные перепады (см. в особенности, как он избегает пошлых материй, описывая интригу, основанную именно на них). Он добивается строгости - и даже некоторой бедности - в выборе декораций и объектов съемки. Он высоко ценит благопристойность и сдержанность в выражении чувств. Даже на пике терзаний отвергнутый любовник Поль Бернар сохраняет отменное достоинство. Благородство стиля в данном случае порождается нетерпимостью к сюжетным шероховатостям, к небрежности во внешнем развитии страстей. Только их внутренний огонь сочтен достойным того, чтобы стать материалом для трагедии. И только он придает повествованию блистательность, чуть резковатое сияние, исходящее не от предметов и не от кадра, а от людей. Картина восхитительна в своей отточенной связности - точно так же, как восхитительны в своей барочной беспорядочности и «непристойности» некоторые народные мелодрамы.

   БИБЛИОГРАФИЯ: диалоги опубликованы в журнале «Cahiers du cinema», №№ 75, 76, 77 (1957). Раскадровка (358 планов) в журнале «L'Avant-Scene», № 196 (1977). Очень подробная хроника съемок (с 10 апреля 1944 г. по 10 февраля 1945 г.) издана Полем Гютом: Paul Guth, Autour des Dames du Bois de Boulogne, Julliard, 1945.

  В глубине души

   1954 - CШA (132 мин)

     Произв. MGM (Роджер Иден)

     Реж. СТЭНЛИ ДОНЕН

     Сцен. Леонард Спигелгласс по одноименной книге Эллиотта Арнолда (подзаголовок: «История, основанная на жизни Зигмунда Ромберга»)

     Опер. Джордж Фолси (Eastmancolor)

     Муз. Адолф Дойч

     В ролях Хосе Феррер (Зигмунд Ромберг), Мёрл Оберон (Дороти Доннелли), Хелен Трабл (Анна Мюллер), Доу Эйведон (Лиллиан Хэррис Ромберг), Тамара Туманова (Габи Дели), Пол Стюарт (Берт Таунсенд), Изобель Элсом (миссис Хэррис), Уолтер Пиджон (Дж. Дж. Шуберт), Пол Хенрид (Флорени Зигфелд). Приглашенные звезды: Розмари Клуни, Джин и Фред Келли, Джейн Пауэлл, Вик Дэмоун, Эни Миллер, Уильям Олвис, Сид Шерисс, Джеймс Митчелл, Хауард Кил, Тони Мартин и Джоан Уэлдон.

   Нью-Йорк, 1910-е гг. Зигмунд Ромберг, венгерский музыкант, эмигрировавший в США, работает пианистом и дирижером в заведении Анны Мюллер «Кафе Вена» на Второй авеню. Некий импресарио говорит Ромбергу, что песни, которые он сочиняет, вдохновляясь воспоминаниями о Вене, совершенно вышли из моды. Надо играть «рэгтайм». Ромберг следует его совету и блистательно, но с отвращением пишет «Танец бараньей ляжки», который пользуется большим успехом. Не ослабляя усилий, Ромберг продает целый букет других песен знаменитому антрепренеру Дж. Дж. Шуберту. Но оркестровка и ритм, в которых исполняет его мелодию певица Габи Дели, звезда ревю Шуберта, не нравятся Ромбергу так сильно, что он отвергает сказочный 5-летний контракт, предложенный Бертом Таунсендом, официальным представителем Шуберта. Либреттистка Дороти Доннелли, всегда защищавшая Ромберга, советует ему в ожидании лучших возможностей согласиться. Он пишет для Шуберта целый ряд ревю (среди которых «Вихрь ветра»); все они имеют успех, но сам Ромберг их презирает. Ему не терпится представить публике оперетту «Майская пора», но Таунсенд упорно отказывается ее ставить. Наконец, Ромберг добивается своего благодаря небольшой махинации Дороти, в результате которой Шуберт должен поверить, будто Ромбергу удалось привлечь к участию в постановке великого Зигфелда.

   «Майская пора» пользуется успехом. Ромберг решает лично продюсировать следующую пьесу «Волшебная мелодия». На этот раз его ждет болезненный провал. Он публично кается и возвращается к Таунсенду и своим привычным соавторам Джадсону и Баттерфилду. Втроем они едут в деревню, в рекордное время переписывают «Джазза-ду», и там Ромберг знакомится с Лиллиан и влюбляется в нее на всю жизнь. Но мать Лиллиан и она caма - мещанки до кончиков ногтей; они смотрят на его работу свысока. Однажды, пригласив их на чай, он пересказывает им в лицах «Джазза-ду», исполняя партии всех персонажей. В ответ же встречает лишь вежливое безразличие. Розыгрыш Таунсенда, отправившего от имени Ромберга букетики фиалок всем постоялицам отеля, заканчивается ссорой музыканта с Лиллиан.

   Как и после каждой премьеры, успех «Джазза-ду» отмечают в заведении Анны Мюллер. Там же отмечают и премьеру «Художников и моделей», и тут ненадолго появляется Лиллиан с новым парнем. Танцуя с Ромбергом. она говорит, что одной любви недостаточно для хорошего брака. Однако в конце первого представления «Принца-студента» она стоит в пустом зале, готовая принять предложение руки и сердца от Зигмунда, а тот на 7-м небе от счастья. После свадьбы он выпускает на подмостки «Принцессу Флавию», «Песню пустыни» и «Мой Мэриленд». Его верная подруга и соавтор Дороти Доннелли умирает от тяжелой болезни. Она просит Анну, чтобы та спела ей в последний раз «Ауф видерзейн», ее любимую мелодию Ромберга. Тот работает теперь с Оскаром Хаммерстайном. Они пишут оглушительно успешную пьесу «Молодая луна», за которой следуют два провала: «Восточный ветер» и «Майское вино». Их следующее произведение «Солнечная река» получает сдержанные отзывы.

   Юная публика начинает путать пьесы Ромберга с операми. Лиллиан полагает, что пришло время Ромбергу дать концерт в «Карнеги-Холле» во главе симфонического оркестра, поскольку его музыка стала частью национального достояния Америки. На вершине карьеры Ромберг обращается к публике: «Самое чудесное в музыке - то, что она никогда не бывает ни совсем новой, ни в точности такой же, какой была раньше. И когда она нравится вам больше всего, вам кажется, что вы ее уже слышали. И - кто знает? - может, вы действительно ее уже слышали. В глубине души».

   ► Совершив революционный переворот и выведя мюзикл за пределы замкнутого пространства шоу-бизнеса и зрительных залов, дав ему вдохнуть, наконец, чистый воздух улиц (в фильме Увольнение в город, On the Town), Донен теперь с удовольствием двигается в обратном направлении и возвращается к традиционному мюзиклу в его наиболее сценической и театральной форме. Биография Ромберга проходит через ряд замкнутых пространств, поскольку кроме театральных подмостков главным местом действия становится заведение Анны Мюллер, где отмечаются премьеры. Каждый номер возвеличен искусной операторской работой, которая, впрочем, даже и не пытается скрыть границы декораций, папье-маше, технические механизмы сценического представления. Наоборот, Донен превращает эти ограничения и условности в источник красоты, чувственности и зрелищности. Так фильм воздает должное популярной музыке, ее доброкачественной сентиментальности, не исключающей ни фантазии, ни силы. Зигмунда Ромберга (1887–1951), подлинно «народного» композитора, автора 80 пьес и ревю и 2000 песен, Донен показывает как простого, жизнерадостного, забавного и достойного человека, который восхищается буржуазией, но не принадлежит к ней. Ромбергу очень интересны все спектры эмоций Самого Обычного Человека, и он черпает в них материал для музыкальных сочинений. Бесхитростность персонажа распространяется на весь фильм с решительностью, которая в рамках жанра, всегда ценившего изощренность превыше всего, становится даже отважной.

   При этом в фильме множество оригинальных элементов. Прежде всего - актерский состав, где, помимо приглашенных звезд с отдельным набором музыкальных номеров, нет ни единого завсегдатая жанра: Хосе Феррер, великолепный аутсайдер, создает здесь запоминающийся образ; Хелен Трабл, вагнеровская оперная певица, впервые появляется на экране (еще раз ее можно увидеть в Дамском угоднике, The Ladies' Man); и даже неблагодарная и необычная дебютантка Доу Эйведон хорошо подходит на роль женщины, далеко не всегда симпатичной. Когда действие покидает подмостки, Донен даже не пытается вывести его на свежий воздух; наоборот хочет еще больше его замкнуть, как в той сцене в тесной гостиной, где Хосе Феррер пересказывает свою будущую комедию, мимикой изображая всех ее героев. Гениальная и бесконечно забавная игра Феррера становится еще интереснее из-за полного непонимания изумленных мещанок, ради которых главный герой напрасно тратит столько жизненных сил и таланта. Последняя оригинальная черта: в образе Ромберга Донен с удовольствием написал портрет крупного художника, все время чуть-чуть отстающего от своего времени. Отдавая дань моде, Ромберг работал только через силу, по принуждению. Успех часто настигал его против воли; самыми драгоценными произведениями были для него те мелодии, которые никто, кроме его старой подруги Анны Мюллер, не был в состоянии исполнить как следует. В рамках, которые этот фильм установил себе сам. В глубине души отличается цельностью и совершенством, ни в чем не уступая Увольнению в город и Поем под дождем, Singin' in the Rain.

   N.В. Список 8 музыкальных номеров с участием приглашенных звезд: 1) Розмари Клуни (и Хосе Феррер) в «Мистер и Миссис» из «Полночной девушки»; 2) Джин и Фред Келли в «Я люблю купаться с женщинами» из «Танцуя повсюду»; 3) Вик Дэмоун в «Дороге в рай» и Джейн Пауэлл в «Вспомнишь ли ты?» из «Майской поры»; 4) Энн Миллер в «Это» из «Художников и моделей»; 5) Уильям Олвис в «Серенаде» из «Принца-студента»; 6) Сид Шерисс и Джеймс Митчелл в номере «В полном одиночестве» из «Песни пустыни»; 7) Хаувард Кил в номере «Твоя земля и моя земля» из «Моего Мэриленда»; 8) Тони Мартин и Джоан Уэлдон в номере «Вернись ко мне, любимый» из «Молодой луны». Отметим, что «Джазза-ду» написана специально для фильма и не фигурирует в списке произведении Ромберга.

  Дезире

   1937 - Франция (93 мни)

     Произв. Cineas (Серж Сандберг)

     Реж. САША ГИТРИ

     Сцен. Саша Гитри по собственной одноименной пьесе

     Опер. Жан Башле

     Муз. Адольф Боршар

     В ролях Саша Гитри (Дезире), Жаклин Делюбак (Одетта), Арлетти (Мадлен), Полин Картон (Адель), Жак Бомер (Монтиньяк), Сатюрнен Фабр (Корниш), Алис Делонд (мадам Корниш), Женевьев Викс (графиня).

   Дезире, вышколенный слуга, обожающий свою работу, попадает на службу к Одетте Клери, любовнице министра Монтиньяка. Одетта звонит бывшей хозяйке Дезире и от нее узнает, что он совершил некий чрезвычайно серьезный «проступок», за который был уволен. Одетта тут же раздумывает нанимать Дезире: тот требует от нее объяснений. Она трактует пресловутый «проступок» как попытку воровства. Дезире возмущенно отстаивает свою невиновность. На самом деле между ним и его бывшей хозяйкой сложились совсем иные отношения, нежели те, что завязываются между вором и его жертвой. Он успокаивает Одетту, заявляя, что она вовсе не в его вкусе, и таким образом сохраняет за собой место.

   На следующий день все домашние - новый слуга, кухарка, горничная, Одетта и Монтиньяк - отправляются на виллу в Довилле, принадлежащую хозяевам. Там ночью Дезире видит эротический сон, говорит, не просыпаясь, и неоднократно поминает хозяйку. Своими стонами он будит горничную, спящую в соседней комнате. Одетта видит похожий сон, во сне произносит имя Дезире и будит министра. Согласно соннику, купленному в привокзальном киоске и переходящему из рук в руки, такое поведение говорит о любви, которую спящий бессознательно испытывает к тому, кого видит во сне.

   Правительство выходит в отставку, и Монтиньяк вынужден вернуться в Париж. Он едет ночью в машине своего друга Корнита. В эту ночь между Дезире и Одеттой происходит решительное объяснение. Дезире решает окончательно покинуть новое место службы. Прежде чем попрощаться с хозяйкой, он советует ей оставить попытки женить на себе министра (который, к слову, неминуемо начнет ей изменять) и добавляет, что ей лучше вернуться в театр, поскольку профессия актрисы льстит ее любовнику. Что же касается самого Дезире, отныне он будет служить только одиноким мужчинам.

   ► Давайте помечтаем, Faisons un rêve и Мой отец был прав, Mon père avait raison - пьесы, совершенные по точности и простоте. Дезире, напротив - пьеса, вся состоящая из орнамента, ответвлений, отступлений, ремарок обо всем и ни о чем, реплик в сторону. Здесь Гитри, как и во многих других своих произведениях, описывает взаимоотношения между хозяевами и слугами. И те, и другие солидарны между собой, и в их солидарности общество обретает опору. Из своего положения слуги лучше видят реальность и лучше ею управляют. Гитри иллюстрирует этот парадокс с убедительной тонкостью, легкостью и иронией. К тому же его ремарки наполнены пророческим содержанием. В наши дни слуг не осталось, и общество перевернулось вверх тормашками.

   Совершенство и гениальность (поскольку говорить следует именно о гениальности) довоенных фильмов Гитри родились вовсе не чудом (чудо произойдет позднее). У них имеются четкие причины, которые легко определить:

   1) К тому моменту, когда Гитри взялся за экранизацию своих пьес, они уже с успехом прошли испытание временем. Экранизировать их 10–20 лет спустя означало перечитать их, прощупать, проверить на классические и вечные качества. Гитри, конечно же, отобрал для экранизации лучшие, но остается только сожалеть, что на экран не попали «Я тебя люблю», «Беранже» и «А жил ли мсье Прюдом?» - самое оригинальное и странное из его произведений.

   2) Гитри экранизирует свои пьесы в самый плодотворный период истории французского кино, к тому же его партнершей выступает самая талантливая и самая фотогеничная из его супруг - помимо прочего, она обладала ярчайшей индивидуальностью. Жаклин Делюбак оставила в памяти киноманов образ женщины сдержанной, но цветущей, страстной, но независимой, с современной манерой игры, лишенной тяжеловесности и предрассудков. Ее непосредственность, ироничное и совсем не слащавое обаяние идеально сочетаются с хорошо отлаженной игрой крупных профессионалов - Жака Бомера, Рэмю или Габи Морлэ: она вносит в ансамбль драгоценный и совершенно необходимый оттенок свежести.

   3) Гитри использует кинематограф как средство, а не как цель. Он не гонится за призрачными целями, связанными со спецификой этого вида искусства. У него новаторский стиль, но это почти незаметно из-за его легкости, функциональности, прозрачности и современности; это полная противоположность стилю авангарда, быстро устаревшему и вышедшему из моды. Он обладает кристальной чистотой и прозрачностью. Гитри никогда не прибегает к ненужным сценам-«разрядкам». Наоборот, он гибко и органично использует возможности кинематографа. Например, поскольку среди задач Дезире было показать параллели между миром слуг и миром хозяев, Гитри без конца переносится из одного мира в другой с легкостью и наглядностью, которые ему позволяют возможности киномонтажа. Ради этих удобств, в свою очередь, приходится частично переписать текст, но автор никогда не относился к своему тексту, как к чему-то святому.

   4) Личность Гитри-актера в этот период, несомненно - сердце и душа его фильмов. Это центральная личность, но вовсе не вездесущая. Гитри очень внимателен к своим партнерам. Достаточно присмотреться к той точности и сдержанности в фантазии, которыми некоторые актеры (напр., Сатюрнен Фабр) обладают у него, но не обладают у других режиссеров - уже только по этому можно судить, насколько он требователен и проницателен в работе с актерами.

   Ален Ренэ отметил (в журнале «Cinema 84», приложение к № 311, 1984), что в Дезире стиль игры самого Гитри эволюционирует от вымысла (поскольку поначалу в I акте Гитри предстает перед нами в образе слуги) к реализму (во II акте Гитри становится самим собой, а в III - обычным человеком, который на наших глазах, по выражению Ренэ, «доходит до границ трагизма»). На самом деле, все совершенно не так: в каждую минуту фильма Гитри является одновременно и слугой, и человеком, и при этом - оригинальной и уникальной личностью, не лишающей себя удовольствия сообщать свое мнение по любому поводу, относиться к другим свысока и с подозрением. В этом один из наиболее очевидных смыслов картины: показать, что этот слуга - именно благодаря положению слуги - находится в наилучшей позиции, чтобы трезво судить о мире и об обществе, в котором живет. До последней сцены, где он уходит от хозяйки, Гитри не расстается с образом почтительного, сознательного слуги, стильного (и стилизованного) в каждом жесте - таким мы его видели в начале картины, своеобразным архетипом слуги, довольного своим положением, с легким оттенком смиренного мазохизма, от которого служба еще приятнее. Точно так же, от начала и до конца картины, он остается необыкновенным человеком, способным соблазнять, наблюдать и давать советы - он и не может быть другим. Именно постоянное и гармоничное присутствие этих элементов в манере игры Гитри (а не их методичная и надуманная последовательность), наряду со многими другими причинами, неизменно восхищает зрителя.

   N.В. В фильме Жизнь на двоих, La vie а deux, Клеман Дюур, 1958, частично основанном на пьесе «Дезире», роль, сыгранную Гитри, исполняет Жерар Филип - в совершенно ином стиле, более приторном и манерном, но все же по-своему интересном.

  Диллинджер мертв

   1969 - Италия (91 мин)

     Произв. Pegaso Film (Альфред Леви, Эвер Хаггиаг)

     Реж. МАРКО ФЕРРЕРИ

     Сцен. Марко Феррери, Серджо Баццини

     Опер. Марио Вульпиани (Eastmancolor)

     Муз. Тео Узуэлли

     В ролях Мишель Пикколи (Глауко), Анита Палленберг (его жена), Анни Жирардо (его служанка).

   Вечер и ночь из жизни инженера Глауко. Он готовит себе еду, смотрит пленки, отснятые в отпуске, жестикулирует перед экраном, разбирает и чистит старый револьвер, затем красит его в красный цвет. (Револьвер завернут в старую газету с сообщением о смерти Диллинджера.) Некоторое время проводит в постели служанки. Разыгрывает в лицах собственное самоубийство и выпускает несколько пуль (по-настоящему) в жену, усыпленную снотворным. Выходит из квартиры. Вплавь добирается до большого парусника, следующего на Таити. На его борту он занимает место недавно умершего кока.

   ► Экспериментальное и почти бессловесное описание тревоги и отчуждения современного человека, заблудившегося среди бытовых приборов, звуков и картинок, которыми пичкает его на протяжении дня телевизор. Фильм можно рассматривать как сон или как метафору бессонницы, стремления к небытию во сне или в смерти. Фильм длится садистски, мучительно долго, представляя собой последовательность незаконченных и неоформленных жестов, снятых длинными планами, намеренно лишенными внутренней динамики. В этом бессодержательном вакууме убийство жены в равной степени может быть для главного героя самым обыденным или самым знаменательным поступком. Этот фильм и тот взгляд на мир, который он отражает, многим покажутся неудачным фарсом. Этого и добивается автор. В рамках творчества Феррери, пропитанного безысходностью, иконоборчеством, сотрясением основ, Диллинджер мертв - своеобразная вершина, антипритча, антидрама, напоминающая длинную телевизионную заставку, которую можно смотреть, попутно поглощая пищу или думая о чем-то другом. Крайняя степень зачарованности пустотой.

   N.В. 16 лет спустя Феррери построит финал фильма Я люблю тебя, I Love You, используя кадры из финала Диллинджер мертв.