лезть+не+в

Vous avez raison, sénateur: quand il ne se croyait pas tout permis, quand il ne piétinait pas les plates-bandes d'autrui, votre pays était respecté. (A. Wurmser, Mais, dit André Wurmser.) — Вы правы, Сенатор: пока ваша страна не считала, что ей все дозволено, пока она не вмешивалась в чужие дела, вашу страну уважали.

Fadinar. -... J'aurai une petite femme à moi tout seul!.. et je pourrai l'embrasser sans que le porc-épic que vous savez me crie: "Monsieur, on ne marche pas dans les plates-bandes!" (E. Labiche, Le Chapeau de paille d'Italie.) — Фадинар. -... У меня будет женушка, моя женушка!.. и я смогу ее обнимать, а известный вам дикобраз тогда уж не сможет вопить: "Эй, сударь, на чужой каравай рта не разевай!"

J'ai mis une fois le nez dans la grammaire de monsieur de Sacy et j'ai reculé épouvanté. (P. Mérimée, Lettres à une inconnue.) — Один раз в жизни я сунул нос в грамматику господина да Саси и в ужасе отшатнулся.

La mère et le fils ont le front dur: Cela ne regarde que moi! Personne n'a le droit de mettre le nez dans mes ennuis. (R. Rolland, L'Âme enchantée.) — И мать и сын одинаково упрямы: "Это мое личное дело! Никто не имеет права совать свой нос в мои дела".

... mais j'aimerais mieux encore vous voir à Nohant mettre le nez dans notre famille, parce que je suis sûre que vous vous y trouveriez bien, et qu'une fois venu, vous y reviendriez. (G. Sand, Lettre à Ch. Jacque.) —... я предпочла бы, чтобы вы приехали к нам в Ноан и появились в нашей семье, потому что я уверена, что вам было бы у нас хорошо и что, побывав у нас однажды, вы будете приезжать к нам снова.

- L'hospitalière demeure des Kolouri, vous connaissez... - Je ne connais pas. - Hein?.. ah! non, je vous en prie, ne me faites pas monter à l'échelle!.. Tous les Slaves et tous les Allemands d'ici parlent argot beaucoup mieux que moi. (C. Farrère, L'Homme qui assassina.) — - Гостеприимный дом Колури, вы его знаете, конечно?.. - Нет, не знаю. - Что? Что? Послушайте, вы что хотите, чтобы я полез в бутылку?.. - Все здешние немцы и славяне лучше говорят на арго, чем я сам.

- Ah! mon commandant, trop heureux de vous être présenté... Il souriait avec affectation, montrait ses dents blanches [...] Joyeux, dans toute la confiance et la force de sa jeunesse, il ne rêvait, comme l'avait dit son père, que plaies et bosses. (P. et V. Margueritte, Le désastre.) — - О, господин майор, я так счастлив быть вам представленным... - Он улыбался во весь рот, сверкая белизной зубов [...] Сияющий уверенностью в своей молодой силе, он мечтал лишь о "синяках и шишках", по словам его отца.

Votre père vous avait parlé sans doute de Dumais, l'anarchiste de notre coin... de ces gens qui ne rêvaient que plaies et bosses! (A. Wurmser, Un Homme vient au monde.) — Ваш отец, вероятно, рассказывал вам о Дюме, нашем местном анархисте... из тех людей, которые так и рвутся в драку!

- Oh, tu sais... si je me souviens bien, tu n'avais pas ta langue dans ta poche, jadis. (J.-P. Chabrol, La Dernière cartouche.) — - О, знаешь... если мне память не изменяет, ты в свое время за словом в карман не лез.

Roy. - C'est vous dire si je me le rappelle bien, mon arrière-grand-père. Un petit vieux, tout sec, tout ratatiné, mais l'œil vif et pas sa langue dans sa poche. (M. Aymé, Louisiane.) — Рой. - Нужно ли мне вам говорить, что я помню прадеда. Маленький старичок, весь высохший, весь сморщенный, но с живыми глазами и бойким языком.

L'admirable, c'est que personne ne fit un geste pour le retenir. (G. Clemenceau, Vers la réparation.) — Самое восхитительное - это то, что никто не протянул руку, чтобы его остановить.

Il ne fera pas le moindre geste en faveur de la communauté; et c'est moi qui ai dû monter sur l'échelle pour enduire de bleu les plafonniers du couloir. (A. Gide, Journal.) — Он и пальцем не пошевелит, чтобы помочь соседям; и пришлось мне лезть на стремянку, чтобы обмазать синькой плафоны в коридоре.

Un air bien connu... l'inspira soudain et il se mit à chanter pour animer la danse... Cela dura au point qu'un voisin bourgeonna: - Il va ramener longtemps sa fraise, celui-là? (A. Thérive, Sans Âme.) — Знакомый мотив... заставил его встрепенуться, и он стал подпевать музыке в такт танцу... Он продолжал петь, пока за соседним столиком кто-то не заворчал: - Долго он еще будет торчать здесь, этот тип?

Ils avaient plus de crocs pour bouffer, tellement qu'ils étaient vermoulus... Ils ramenaient encore leur fraise! (L.-F. Céline, Mort à crédit.) — У них больше нечем было лопать, все зубы сгнили... И при этом они еще важничали невероятно.

Eh! Sido! ramène ta fraise pour faire honneur aux hôtes! [crie papa à sa sœur]. (R. Fallet, Banlieue Sud-Est.) — Эй! Сидо! Покажись-ка дорогим гостям, - кричит отец своей сестре.

Là, il remuait ciel et terre, menaçant "d'aller jusqu'en haut s'il le fallait" si on ne lui donnait pas satisfaction. (G. Coulonges, Le général et son train.) — В гарнизонном интендантстве он из кожи вон лез, угрожая "дойти до самого верха", если требования его не будут удовлетворены.

On attendait toujours que ça reprenne... On remuait le ciel et la terre... mais la résurrection ne venait pas. Les clients pensaient à autre chose. C'était la déconfiture. (L.-F. Céline, Mort à crédit.) — А мы все ждали, что торговля оживится. Мы лезли из кожи вон... но оживление все не приходило. У клиентов было другое на уме. Это был полный крах.

Lewka ne s'apprêtait nullement à gouverner. Il allait s'occuper de ses oignons. Son premier souci fut de restaurer la vieille ville, là-haut. Elle n'avait que peu souffert des bombardements... (E. Triolet, Le Monument.) — Левка вовсе не собирался администрировать. У него были свои заботы: прежде всего он хотел восстановить старый город на горе. Он почти не пострадал от бомбардировок.

J'ai questionné Juan. Il est entré dans une rage folle et m'a flanqué une paire de gifles en me criant de m'occuper de mes oignons. (A. Beaucaire, Et tout ça pour mourir.) — Я спросил Хуана. Он пришел в дикую ярость и влепил мне пару оплеух, крича, чтобы я не совался не в свои дела.

Le tzar leur fit dire qu'il était à la hune et que c'était là où il les verrait. Les ambassadeurs qui n'avaient pas le pied assez marin pour hasarder les échelles de cordes, s'excusèrent d'y monter... à la fin, à quelques réponses brusques aux derniers messages, ils sentirent bien qu'il fallait sauter ce fâcheux bâton, et ils montèrent. (Saint-Simon, La Cour de Louis XIV.) — Царь Петр велел передать, что он находится на марсе и что именно там он их примет. Послы, которые отнюдь не были моряками и боялись лезть по шторм-трапу, извинились и отказались... в конце концов, по резкому тону, которым отвечал царь на последние возражения послов, они поняли, что хочешь не хочешь, а придется покориться, и полезли на марс.

Il vaut mieux avoir des illusions que de n'en avoir plus du tout. J'en ai encore trois ou quatre, dont quelques-unes ne sont pas bien solides, mais je me bats les flancs pour les conserver. (P. Mérimée, Lettres à une inconnue.) — Лучше иметь иллюзии, чем не иметь их. У меня их осталось совсем немного, да и те уже дышат на ладан. Однако я изо всех сил стараюсь их сохранить.

La rareté du plaisir en fait le prix, ont décrété nos savants. - Tu leur diras de ma part que pour trouver ça, ils se sont moins cassé la nénette que sur la vitesse de leurs soucoupes! (R. Fallet, La Soupe aux choux.) — - Чем реже удовольствие, тем оно ценнее, - заявили наши ученые. - Можешь передать им от моего имени, что для такого открытия им не надо было ломать голову так, как для определения скорости их летающих тарелок.

Il recevait des millions et il se décarcassait le croupion pour faire à sa société une économie de cent sous. (G. Duhamel, Chronique de Pasquier.) — Он получал миллионы и старался вовсю, чтобы принести своей компании экономию в какие-нибудь сто су.

- Payer vingt mille francs pour signer des poèmes qu'on n'a pas écrits, ça me laisse rêveur, dit Robert. - Pourquoi? Si on tient à voir son nom imprimé, dit Nadine; elle ajouta entre ses dents, pour moi seule car devant son père elle expurgeait son langage: - Autant payer que de se casser le cul à faire le boulot. (S. de Beauvoir, Les Mandarins.) — - Заплатить двадцать тысяч франков, чтобы подписаться под поэмами, которых ты не писал, мне это непонятно, - сказал Робер. - Почему? Если ты хочешь, чтобы твое имя было напечатано, - сказала Надина. И для меня одной, добавила сквозь зубы, так как в присутствии отца она следила за своим языком: - Лучше платить, чем просиживать зад за работой.