humanité+f

Et que l'on ait vingt ou quatre-vingts ans, n'a-t-on pas le même droit de vivre? Ils ont travaillé, élevé leurs enfants et voici qu'à présent, parce que leur force n'est plus productive, on les met au rebut, on les enferme dans la solitude. (l'Humanité.) — Будь то в двадцать или в восемьдесят лет, разве люди не имеют равное право жить? Ведь старики работали, воспитывали детей, а вот теперь, когда они стали нетрудоспособными, их хотят сдать в архив, обречь на одиночество.

Au moment où Louis XVI, à vingt ans, devient roi, il ne faut pas seulement regarder l'état de la France. Il faut regarder l'état de l'Europe. Cette Europe est sinistre. C'est un âge de grands carnas-siers. Frédéric de Prusse et Catherine de Russie, une Allemande, ont commencé le partage de la Pologne auquel ils ont associé l'Autriche [...]. Tel était le monde lorsque la plus grande part des Français rêvait d'une rénovation de l'humanité et d'un âge d'or. (J. Bainville, Histoire de France.) — В тот период, когда двадцатилетний Людовик XVI стал королем, важно учитывать положение не только Франции, но и Европы в целом. В Европе творились зловещие дела, это была эпоха могущественных хищников. Фридрих прусский и русская императрица Екатерина, немка по рождению, раздирали на части Польшу, и вскоре к ним присоединилась и Австрия. Таков был этот мир, в котором большая часть французов мечтала об обновлении человечества и наступлении золотого века.

Nous savons que "l'âge d'or" de la littérature anglaise est aussi l'âge le plus atroce de l'histoire des Anglais, guerre au dehors, guerre au dedans, croissance brutale de la Réfor-me, et que le berceau de Shakespeare flotte sur un fleuve de sang. (E. Faure, L'Esprit des formes.) — Мы знаем, что золотой век английской литературы был самым жестоким веком в истории Англии: страну раздирали война за рубежом, гражданская война, насильственное насаждение реформы и что колыбель Шекспира носилась по волнам рек человеческой крови.

Alors Coqueville entra dans un âge d'or. On ne faisait plus rien. (É. Zola, La fête à Coqueville.) — Тогда для Коквиля наступили золотые денечки. Никто ничего не делал.

Les joueurs à la feuille d'érable qui, pour la plupart, rejoindront les rangs des professionnels dès le retour au pays partent favoris. (l'Humanité.) — Хоккеисты команды страны кленового листа, состоящие в большинстве из профессионалов, после возвращения на родину будут выступать как фавориты.

Ce prêt de 250 millions de dollars ne représente que la moitié de ce que nous avons demandé, somme déjà trop modeste par rapport à nos besoins: on agit exactement avec nous comme avec un parent pauvre. À la vérité, c'est le crédit à la petite semaine. On veut nous obliger de revenir, la corde au cou, dans quelques mois. (l'Humanité.) — Этот заем в 250 миллионов долларов составляет лишь половину суммы, которую мы просили и которая сама по себе невелика по сравнению с нашими нуждами. С нами обращаются, как с бедными родственниками. Говоря по правде, это - ростовщический кредит. Они хотят, чтобы через несколько месяцев мы снова пришли к ним со смиренной просьбой.

Cependant, le peuple - parisien donc - a mal suivi au XVII^e siècle le virage radical de la langue vers les hautes sphères pilotées par la cour. Les gens, et pas nécessairement la "lie de l'humanité", ont continué à employer les mots usuels, les tournures qui leur étaient habituelles. (C. Duneton, La Puce à l'oreille.) — Между тем народ, особенно парижане, не последовал за резким поворотом языка в XVII веке к высшим сферам, возглавляемым королевским двором. Простые французы, отнюдь не чернь, не подонки общества, продолжали употреблять обиходные слова и привычные обороты речи.

Un homme qui a un goût de la petite histoire, de l'anecdote, des côtés vraiment amusants de l'humanité. (E. et J. de Goncourt, Journal.) — Это человек, любящий шарить по темным закоулкам истории, разыскивать забавные случаи, открывать по-настоящему курьезные стороны в истории человечества.

Si toutes les femmes de la cour de Louis XIV ont envié à mademoiselle de La Vallière l'entraînement de la passion qui fit oublier à ce grand prince que ses manchettes coûtaient chacune mille écus quand il les déchira pour faciliter au duc de Vermandois son entrée sur la scène du monde, que peut-on demander au reste de l'humanité. (H. de Balzac, Le Père Goriot.) — Если все дамы при дворе Людовика XIV завидовали мадемуазель де Лавальер, когда этот великий государь в порыве чувства к ней забыл, что каждая его манжета стоит тысячу экю, и разорвал их обе, помогая появлению на свет герцога де Вермандуа, - то чего же требовать от остальных людей?

Lui faire entendre raison, c'est labourer le rivage et la mer. (l'Humanité.) — Его уговаривать - все равно что толочь воду в ступе.