dumas

Mousqueton faisait des provisions des croûtes; Bazin qui avait toujours donné dans la dévotion, ne quittait plus les églises; Planchet regardait voler les mouches; et Grimaud, que la détresse générale ne pouvait déterminer à rompre le silence imposé par son maître, poussait des soupirs à attendrir des pierres. (A. Dumas, Les trois mousquetaires.) — Мускетон сушил сухари; Базен, всегда отличавшийся склонностью к благочестию, не выходил из церкви; Планше считал мух, а Гримо, которого даже общее уныние не могло заставить нарушить молчание, предписанное ему его господином, вздыхал так, что способен был разжалобить камни.

- Ah, monsieur, dit Eustache de Miradoux, vous auriez tort, ce sont reliques sacrées. - Bah! dit Chalabre, à l'heure qu'il est, mes ancêtres sont des reliques eux-mêmes et n'ont plus besoin que de messes. (A. Dumas, Les quarante-cinq.) — - Ах, месье, - сказал Эсташ де Мираду, вы не правы, ведь эти книги - священные реликвии. - Ба! - возразил Шалабр, - в наши времена сами мои предки - священные реликвии и им ничего не нужно кроме месс.

Et puis... et puis vous irez à la garde de Dieu. (A. Dumas-père, Le Marbrier.) — А потом... а потом вам остается надеяться на милость божью.

Les deux rois, suivis de leur escorte, avaient dépassé la rue de la Savonnerie, quand, à la hauteur de l'hôtel de Condé, ils virent deux hommes enveloppés de grands manteaux sortir par une fausse porte que l'un d'eux referma sans bruit. (A. Dumas, La Reine Margot.) — Оба короля в сопровождении свиты уже миновали улицу Савоннери, когда, поравнявшись с особняком Конде, заметили, как две закутанные в плащи фигуры вышли оттуда через потайную дверь, которую один из вышедших бесшумно затворил за собой.

Ils arrivaient à la hauteur de Rabaud sans faire attention à lui. (A. Chamson, Le Dernier village.) — Беглецы проходили мимо Рабо, не обращая на него никакого внимания.

Ici les objections se raniment. Le phénicien, à merveille! Le levantin, à la bonne heure! Même le patois, passe! Ce sont des langues qui ont appartenu à nations ou à des provinces; mais l'argot! (V. Hugo, Les Misérables.) — Здесь опять посыплются возражения. Финикийский, прекрасно! Левантийский, пусть так! Даже местный диалект - что поделаешь! Это языки или наречия, принадлежавшие народам или отдельным областям. Но арго!

- Prends cette bourse qui est sur la tablette, près de mon épée, vois-tu? - Je la tiens, Sire... - À merveille. (A. Dumas, Les quarantecinq.) — - Возьми этот кошелек, что лежит вот там, возле моей шпаги на столике. - Да, я взял его, сир... - Отлично.

Le premier mouvement a été pour avoir le cheval, puis je me suis dit que je n'étais pas assez riche pour mettre cinq mille francs à une fantaisie? et je resterai à pied. - C'est à merveille, Max! Mais savez-vous ce qu'il faut faire pour continuer sans encombre cette bonne voie? Il faut vous marier. (P. Mérimée, Arsène Guillot.) — В первую минуту мне захотелось купить эту лошадь, потом я подумал, что я не настолько богат, чтобы платить пять тысяч за причуду, когда я могу ходить пешком. - Это чудесно, Макс! Но знаете ли вы, что вам нужно сделать, чтобы без помех идти дальше по верному пути? Вам нужно жениться.

Le roi feignit d'avoir la main forcée et accorda la main de sa fille Claude au duc de Valois. (A. Dumas, La Reine Margot.) — Франсуа сделал вид, что действует вопреки своей воле, и дал согласие на брак своей дочери Клод с герцогом Валуа.

La disparition de Suzanne fut expliquée aux domestiques par un envoi brusque au couvent. Et monsieur Walter répondit à une longue lettre de Du Roy en lui accordant la main de sa fille. (G. de Maupassant, Bel-Ami.) — Чтобы как-то объяснить исчезновение Сюзанны, слугам было сказано, что она внезапно уехала в монастырь. Господин Вальтер получил от Дю Руа длинное послание и ответил согласием на его брак с Сюзанной.

Le roi feignit d'avoir la main forcée et accorda la main de sa fille Claude au duc de Valois. (A. Dumas, La Reine Margot.) — Франсуа сделал вид, что действует вопреки своей воле, и дал согласие на брак своей дочери Клод с герцогом Валуа.

[...] les hommes se font des dieux selon leur amour ou leur haine. Les Indiens adorent une vache, les Mongols un lama, les Siamois un éléphant blanc. Laissez-nous adorer le veau d'or... (A. Dumas, Souvenirs d'une favorite.) —... люди создают себе богов сообразно чувству любви или ненависти. Индусы поклоняются корове, монголы ламе, сиамцы белому слону. Позвольте нам поклоняться золотому тельцу...

Il avait écouté la voix du Malin sans se douter qu'il courait ainsi à sa perte, car ce fut sa réputation de libertin et d'esprit fort qui le précipita dans la tragique aventure où il s'abîma. (H. de Régnier, La Pécheresse.) — Он послушался голоса лукавого, не подозревая, что идет навстречу своей гибели, ибо именно репутация ветреника и безбожника толкнула его на трагическую авантюру, погубившую его.

- Monsieur, dit Marguerite à Henri... j'ignorais que vous marchiez à votre perte... (A. Dumas, La Reine Margot.) — - Сир, сказала Маргарита Генриху... - я не знала, что вас ждет гибель...

Morbleu! J'ai pris mon parti. Je vais de ce pas au Louvre, je donne ma démission de capitaine des mousquetaires du roi pour demander une lieutenance dans les gardes du cardinal, et s'il me refuse, morbleu! je me fais abbé. (A. Dumas, Les trois mousquetaires.) — Тысяча чертей! Я принял решение. Прямо отсюда я направляюсь в Лувр и подаю в отставку, отказываюсь от звания капитана мушкетеров короля и прошу назначить меня лейтенантом гвардии кардинала. А если мне откажут - тысяча чертей! я сделаюсь аббатом.

- On part, répéta Serge. "Grenade, mes amours..." Je vais de ce pas, dès ce soir, demander à notre avocat comment il faut procéder... (E. Triolet, Le Rendez-vous des étrangers.) — - Я уезжаю, - повторил Серж. - "Гренада моя..." Сегодня же вечером, не теряя времени, я повидаюсь с нашим адвокатом и выясню, как нам быть...

Mais était-ce pour son compte ou pour le compte d'une autre personne qu'elle s'exposait à de semblables hasards? Voilà ce que demandait à lui-même le jeune homme, que le démon de la jalousie mordait au cœur ni plus ni moins qu'un amant en titre. (A. Dumas, Les trois mousquetaires.) — Но ради себя ли самой или другого лица шла г-жа Бонасье на такой риск? Вот вопрос, который задавал себе д'Артаньян. Демон ревности терзал его сердце, как если бы он был уже признанным любовником.

Quand Danton fut frappé d'un mandat d'arrestation [...] il se réfugia dans l'Aube; d'abord à Troyes, chez le procureur Milard, puis à Arcis, chez son ami et parent Edmé-Bonaventure Courtois, qui sera son âme damnée. (A. Mathiez, Autour de Danton.) — Когда над Дантоном нависла угроза ареста [...], он скрылся в департаменте Об: сначала в Труа, у прокурора Милара, а потом - в Арси, у своего родственника и друга Эдме-Бонавантюра Куртуа, который остался ему предан до конца.

La promesse d'une place inamovible et de conquérir plus tard une haute position dans la carrière politique en devenant député, fit de Delbecq l'âme damnée de la comtesse. (H. de Balzac, Le Colonel Chabert.) — Надежда получить бессменную должность, стать депутатом и добиться впоследствии более высокого политического положения сделали Дельбека верным рабом графини.

- Son nom? - Je ne le sais pas; ce que je sais seulement que c'est une créature du cardinal, son âme damnée. (A. Dumas, Les trois mousquetaires.) — - Его имя? - Не знаю. Знаю только, что это креатура кардинала, его злой гений.

... Alors le jeune duc, comme Annibal, avait fait un serment solennel: c'était de venger la mort de son père sur l'amiral et sur sa famille, et de poursuivre ceux de sa religion sans trêve ni relâche, ayant promis à Dieu d'être son ange exterminateur sur la terre jusqu'au jour où le dernier hérétique serait exterminé. (A. Dumas, La Reine Margot.) —... Тогда юный герцог дал аннибалову клятву отомстить адмиралу Колиньи и всей его семье за смерть отца, безжалостно и неусыпно преследовать врагов своей религии, и обещал богу стать его ангелом смерти на земле, пока не будет уничтожен последний еретик.

- Sans compter, monsieur, répondait Planchet, que nous lui devons probablement la vie. Vous rappelez-vous comment il a crié: "Au large, d'Artagnan! je suis pris". (A. Dumas, Les trois mousquetaires.) — - Не говоря уже о том, сударь, - добавил Планше, - что, по всей видимости, мы обязаны ему жизнью. Помните, как он крикнул: "Вперед, д'Артаньян! я в ловушке".

Oh! Monsieur, si vous savez quel est cet homme, s'écria d'Artagnan, indiquez-moi qui il est et d'où il est, puis je vous tiens quitte de tout, même de votre promesse de me faire entrer dans les mousquetaires; car avant toute chose je veux me venger... (A. Dumas, Les trois Mousquetaires.) — О, сударь, если вы знаете этого человека, скажите мне, кто он и где его найти, - воскликнул д'Артаньян. - И я вас освобождаю от всего, даже от вашего обещания помочь мне поступить в мушкетеры. Более всего я хочу отомстить за себя.

Réjouis-toi de notre fortune présente; car nous sommes enfin payés de nos fatigues et nos déceptions, payés avec usure. (G. Sand, Lettre à M. Eugène Lambert.) — Порадуйся же нашей удаче, потому что мы, наконец, вознаграждены за все наши труды и разочарования, вознаграждены с лихвой.

[...] en supposant même que le duc d'Anjou prît Anvers, qu'ils ne se vengeraient pas tôt ou tard de cette prise, et avec usure. (A. Dumas, Les Quarante-cinq.) — Даже если герцог Анжуйский возьмет Антверпен, его защитники рано или поздно отмстят за поругание с лихвой.

Oh! qu'ils y prennent garde! Nous sommes prévenus à temps. On n'aura pas si bon marché de nous que de Louis XVI et de Marie-Antoinette. (A. Dumas, Souvenirs d'une favorite.) — О! Пусть они там поостерегутся! Нас вовремя предупредили. С нами они так легко не справятся, как с Людовиком XVI и Марией-Антуанеттой.

- Crois-tu que Joyeuse ne lui en saurait pas assez de gré pour conduire M. de Mayenne aux Pré-aux-Clercs et lui trouer son gros ventre? Il a l'épée mauvaise, notre Joyeuse. (A. Dumas, Les Quarante-cinq.) — - Ты думаешь, Жуайез ему это легко спустит и не призовет господина де Майен к барьеру на Пре-о-Клер, чтобы проткнуть ему его жирное брюхо? Со шпагой нашего Жуайеза шутки плохи.

[...] avec les quatre cents livres, on en fera un demi pour un des démontés, puis nous donnerons les grattures de nos poches à d'Artagnan, qui a la main bonne, et qui ira les jouer dans le premier tripot venu, voilà. (A. Dumas, Les trois mousquetaires.) — Четыреста ливров пойдут на пол-лошади для одного из нас, кто останется пешим, затем мы вывернем карманы и все остатки отдадим д'Артаньяну, у него легкая рука, и он пойдет играть на них в первый же попавшийся игорный дом.