немногие

Au milieu de ce gros rire, il y a bien peu de personnes qui disent à l'oreille de leur voisin que Molière est un aigle blessé, une âme profondément triste. Cela est vrai pourtant, car, moi aussi, je l'ai creusé, et dans tous ces cocus, je retrouve le misanthrope. Arnolphe est un Alceste bourgeois, Agnès une Célimène en herbe. (G. Sand, Pierre qui roule.) — И среди этого грубого смеха лишь очень немногие зрители шепнут на ухо своему соседу, что Мольер это раненый орел, с душой, пораженной глубокой печалью. Однако это истина, и я тоже это испытал: во всех обманутых мужьях я нахожу Мизантропа. Арнольф - это буржуазный Альцест, а Агнесса - будущая Селимена.

Ils étaient assez braves pour se faire tuer dans une bataille; mais bien peu de ces chefs eussent été capables de mourir à la tâche, à leur poste, immobiles, le poing au gouvernail et les yeux immuablement fixés sur le but invisible. La conscience de cette faiblesse foncière coupait les jarrets à la révolution. (R. Rolland, Le Buisson ardent.) — Они были достаточно храбры, чтобы пасть в сражении, но лишь очень немногие из этих вожаков были способны умереть на посту, за работой, не сходя с места, не выпуская из рук штурвал и устремив взгляд вперед к незримой цели. Сознание этой основной слабости парализовало революцию.

On vient d'élire une commission pour les pierres de Cachemire dont je devais être le président tout désigné. Mais je sais ce qu'on craint: les musées ont acquis dernièrement quelques faux passablement compromettants. On me brise les jarrets, c'est de règle. D'ailleurs ça n'a guère d'importance au fond: ce n'est que partie remise. (J. Vercors, La Liberté de décembre.) — Только что избрали комиссию по кашмирским находкам, возглавлять которую, конечно, следовало бы мне. Но я знаю, почему они боятся меня: за последнее время музеи приобрели несколько скандальных подделок. Поэтому, как и следовало ожидать, мне подставили ножку. Впрочем, это ничего не изменит по существу: рано или поздно им придется обратиться ко мне.

Le jeune foin, le blé en herbe étaient d'un vert infiniment tendre, émouvant. (L. Hémon, Maria Chapdelaine.) — Свежая трава, молочной зрелости хлеба зеленели так невообразимо нежно, волнующе.

Au milieu de ce gros rire, il y a bien peu de personnes qui disent à l'oreille de leur voisin que Molière est un aigle blessé, une âme profondément triste. Cela est vrai pourtant, car, moi aussi, je l'ai creusé, et dans tous ces cocus, je retrouve le misanthrope. Arnolphe est un Alceste bourgeois, Agnès une Célimène en herbe. (G. Sand, Pierre qui roule.) — И среди этого грубого смеха лишь очень немногие зрители шепнут на ухо своему соседу, что Мольер это раненый орел, с душой, пораженной глубокой печалью. Однако это истина, и я тоже это испытал: во всех обманутых мужьях я нахожу Мизантропа. Арнольф - это буржуазный Альцест, а Агнесса - будущая Селимена.

Aux Allumettes, il ne fallait guère compter sur l'ouvrage de Clotilde, elle passait ses jours en adoration près du lit conjugal et mortuaire, à baiser et caresser les rares souvenirs que Jacques avait laissés de son passage terrestre. Incapable de remuer une paille. (J. Anglade, Les ventres jaunes.) — В доме, где кустарно делали спички, нечего было рассчитывать на участие Клотильды. Она проводила целые дни у изголовья умирающего мужа, молясь, целуя и лаская те немногие сувениры, которые ей оставил за время своего земного пребывания Жак. Она была не в силах шевельнуть рукой.

Peu de gens avaient affaire chez lui [Châteauneuf], et l'herbe croissait chez eux. (Saint-Simon, Mémoires.) — Лишь немногие продолжали поддерживать сношения с Шатонефом, а многие отшатнулись от него.

À un instant donné, toute barricade qui tient devient inévitablement le radeau de la Méduse. Il fallut se résigner à la faim. (V. Hugo, Les Misérables.) — Наступает минута, когда любая баррикада, которая не сдается, неизбежно превращается в плот "Медузы". Пришлось примириться с голодом.

Nous nous verrons samedi à l'enterrement du pauvre Sainte-Beuve. Comme la petite bande diminue! Comme les rares naufragés du radeau de la Méduse disparaissent! (G. Flaubert, Lettres à George Sand.) — Мы увидимся в субботу на похоронах бедняги Сент-Бева. Как тает наш маленький кружок! Как быстро исчезают немногие уцелевшие на плоту "Медузы"!

Ils étaient assez braves pour se faire tuer dans une bataille; mais bien peu de ces chefs eussent été capables de mourir à la tâche, à leur poste, immobiles, le poing au gouvernail et les yeux immuablement fixés sur le but invisible. La conscience de cette faiblesse foncière coupait les jarrets à la révolution. (R. Rolland, Le Buisson ardent.) — Они были достаточно храбры, чтобы пасть в сражении, но лишь очень немногие из этих вожаков были способны умереть на посту, за работой, не сходя с места, не выпуская из рук штурвал и устремив взгляд вперед к незримой цели. Сознание этой основной слабости парализовало революцию.

- C'est, précisa mon oncle, le fils d'un premier clerc de mon père, un brave homme si dévoué qu'il est mort à la tâche. (A. Wurmser, Notre Jeunesse.) — Дядя уточнил: - Это сын первого клерка в фирме моего отца. Преданный был человек, сгорел на работе.

C'est la bonté même que cette douce femme aux grands yeux honnêtes et aimants. Mais elle n'est pas heureuse et mourra à la tâche. (H. F. Amiel. Journal intime.) — Эта милая женщина с большими ласковыми и честными глазами - воплощение доброты. Но она несчастна и умрет, надорвавшись на работе.

... voilà pourquoi si peu de gens osent entreprendre quelque chose de nouveau; voilà pourquoi nous restons dans l'ornière: c'est la crainte des imbéciles, de leurs moqueries et leurs éclats de rire qui retient les hommes entreprenants et courageux. (Erckmann-Chatrian, Histoire d'un paysan.) —... если лишь немногие отваживаются пойти по новому пути, если мы следуем рутине, то это происходит от страха перед глупцами, которые поднимут нас на смех и будут издеваться над нами. Этот страх и удерживает предприимчивых и смелых людей.

... Je n'ai pas tué le mandarin, comme nous disions autrefois, mais enfin il est mort, le mandarin. Tant pis pour lui, je n'y suis pour rien... Et il m'a laissé son argent, le mandarin! Et il m'a fait riche. (J. Claretie, Le Million.) —... Я не совершал преступления, я не убивал мандарина, как говорили когда-то. Но все-таки мандарин-то помер. Тем хуже для него, хотя я тут ни при чем... И этот мандарин оставил мне свои деньги, сделал меня богатым.