липатов

Прохоров подумал, что Заварзин на воровской жаргон перешёл именно потому, что его припёрли к стенке... (В. Липатов, И это всё о нём) — Prokhorov thought that Zavarzin had switched to thieves' jargon precisely because they had him cornered...

Дойдёт и до района, и в райполеводсоюзе чего доброго - пришьют дело. (М. Шолохов, Поднятая целина) — Then it might get to District, to the District Agricultural Union, and the next thing would be an inquiry.

- Я тебя, Анискин, не боюсь! - усмехнулся Дмитрий. - Дело не пришьёшь. (В. Липатов, Деревенский детектив) — 'I'm not afraid of you now, Aniskin,' Dmitri said with a mean smile. 'You can't pin anything on me now.'

- Вспомните, друзья, - простым, не ораторским тоном обратился Женька к собранию, - что во время морозов, спеша в тепло, каждый из нас за два часа до смены выполнял задание, хотя никто из нас, пардон, пуп не надрывал. (В. Липатов, И это всё о нём) — 'Remember, friends,' said Zhenya to the meeting in his normal voice this time, without rhetoric, 'that during the frosts, hurrying into the warmth, each of us fulfilled the target two hours before the end of the shift, although none of us, excuse my language, was exactly busting his breeches.'

Эх, капитан, капитан, знаем мы ваши милицейские штучки! Насквозь видим! Ну что ты мне травишь бодягу о полковнике, когда тебе интересно, не столкнул ли я, Заварзин, с подножки платформы Евгения Столетова? (В. Липатов, И это всё о нём) — Oh, Captain, we know your militia tricks! We can see right through them! Why are you joking about the colonel, you really want to know if I, Zavarzin, pushed Yevgeny Stoletov off the footboard of the flatcar?..

Едва инспектор открыл рот, как все надежды капитана рухнули карточным домиком. (В. Липатов, И это всё о нём) — No sooner had the inspector opened his mouth than all the captain's hopes collapsed like a house of cards.

Тут Иван, / Руки в боки, словно пан, / Из-за братьев выступает / И, надувшись, отвечает, / Эта пара, царь, моя, / И хозяин - тоже я. (П. Ершов, Конёк-Горбунок) — Here, Ivan, / Arms akimbo, like a Pan, / Pushed his brothers both aside, / Puffed his cheeks and proudly cried: / Tsar, these steeds belong to me, / I'm their owner, too, you see.

- Теперь многи девки такие! - тоже вздохнула Панькова. - Трёх доярок на ферме не хватает, а они ходят руки в боки... (В. Липатов, Деревенский детектив) — 'There's a lot of girls like that around nowadays,' Pankova sighed in agreement. 'We are three milkmaids short on the farm, and here are these beauties loafing around...'

У Баргамота чесались руки, но сознание того, что в такой великий день как будто неудобно пускать их в ход, сдерживало его. (Л. Андреев, Баргамот и Гараська) — Bargamot's fists were itching but the thought that he couldn't very well use them on such a great day restrained him.

[Реутов] замечен был в делах неблаговидных. У ребят давно чесались руки сыграть с товарищем Реутовым в не очень вежливую игру. (В. Липатов, И это всё о нём) — He had been involved in unseemly affairs. The boys had long been itching to play a not very polite practical joke on Comrade Reutov.

- Ребята! - его зелёные глаза опять посветлели. - У меня руки чешутся скорее дорваться до прибора. (Д. Гранин, Искатели) — 'Listen, you two,' his greenish eyes brightened again, 'I'm just itching to get working on that apparatus.'

Поставил выдержку в одну двадцать пятую. Щёлк! Готово! Было самое время, потому что секундой позже чья-то широкая спина заслонила от меня дядю и Якова. (А. Гайдар, Судьба барабанщика) — I fixed the exposure for one twenty-fifth. Click! It was done! I was just in time, as a moment later my uncle and Yakov were screened from sight by someone's broad shoulders.

- Ну что же! - оживился Прохоров. - Теперь самое время, Людмила Петровна, послушать о том, что произошло четвёртого марта текущего года. (В. Липатов, И это всё о нём) — 'Well!' said Prokhorov, brightening up. 'This is just the right time, Lyudmila Petrovna, to hear what happened on the fourth of March this year.'

- Не пойти ли нам пообедать? Третий час. Самое время. (В. Перуанская, Кикимора) — 'Shall we go and have dinner? It's nearly three o'clock. The very time.'

Гордей Карпыч. Ты, Африкан Савич, не беспокойся: у меня сказано - сделано. (А. Островский, Бедность не порок) — Gordei Karpych. Don't worry, Afrikan Savich, once I have said it, I will do it.

- Ещё в последнем лагере я решил завязать! - сказал он... Сказано - сделано! Я написал письмо Марии, которую знал с детства, получил ответ, что ждёт, если не обману с завязкой, и приехал в Сосновку. (В. Липатов, И это всё о нём) — 'Even back in the last prison camp, I'd decided to go straight,' he said... 'No sooner said than done! I wrote a letter to Maria, I'd known her since I was a kid, and got an answer: she was waiting if I didn't deceive her about going straight, so I came to Sosnovka.'

Вот передо мной лежит то твоё ужасное, грубое и бешеное письмо... насчёт Женьки, Светланы, Нюси и меня. Все у тебя стрижены под одну гребёнку. (Ю. Герман, Дорогой мой человек) — I now have before me that horrible, rude and furious letter of yours about Zhenka, Svetlana, Nyussia and me. You've fitted us all into the same pattern.

- Может, я не один такой бестолковый. Может, много таких. Но тогда надо бы нас учить как-то по-особому. Но ведь учат, как стригут, всех под одну гребёнку. (П. Нилин, Жестокость) — 'Perhaps I'm not the only dunce of this kind. There may be many of us. Perhaps we must be taught in a special way. As things are, they do their teaching like sheep shearing: all with the same scissors.'

"Молодой, молодой ещё Иван Иванович, - сухо думал участковый. - И с людьми не умеет говорить по раздельности и всех под одну гребёнку стрижёт!" (В. Липатов, Деревенский детектив) — 'He's still young, Ivan Ivanovich is, too young,' thought the inspector dryly. 'Doesn't know how to talk to people one at a time and he treats them all alike.'

- Вам легко рассуждать! - наконец огрызается он, глядя в упор на нашего начальника. - А техника, если желаете знать, это тёмный лес. Ведь сани эти, нужно учитывать, не русские. (П. Нилин, Жестокость) — 'It's easy to talk!' he burst out at last, glaring defiance. 'But engineering, if you want to know, is a dark forest. You should not forget that this sledge was not made in Russia.'

- Как пользоваться логарифмической линейкой, я знаю, цикл Карно помню, а вот как соотнести объём хлыста с нормой выработки на списочного рабочего - для меня тёмный лес. (В. Липатов, И это всё о нём) — 'I know how to use a slide rule, I remember Carnot's Cycle, but as for relating the volume of logs to the norm of earnings per listed worker - it's so much Greek to me.'

И долго ещё продолжал Егор Капитоныч наставлять слугу своего уму-разуму, несмотря на вздохи, покашливания и другие знаки нетерпения Владимира Сергеича. (И. Тургенев, Затишье) — And Yegor Kapitonich went on for a long time lecturing his servant, in spite of Vladimir Sergeich's sighs, coughs and other signs of impatience.

Бессеменов. Ты вот что мне скажи: коли мы глупые, стало быть - надо нас учить уму-разуму? (М. Горький, Мещане) — Bessemenov. But look, if we're so foolish, oughtn't we to be taught sense?

Падчерица. Значит, и королева у нас сирота? Солдат. Выходит, что сирота. Падчерица. Жалко её. Солдат. Как не жалко! Некому поучить её уму-разуму. (С. Маршак, Двенадцать месяцев) — Stepdaughter. Then the Queen too is an orphan? Soldier. It looks that way. Stepdaughter. I'm sorry for her. Soldier. Who wouldn't be? There's nobody around to put good sense into her head.

- Я думаю, хватит меня учить уму-разуму, Пётр Петрович, - негромко сказал Женька. - Да, я молод и неопытен, но это не значит, что со мной можно обращаться снисходительно. (В. Липатов, И это всё о нём) — 'I don't have to be told how to run my life, Pyotr Petrovich,' Zhenya said quietly. 'Maybe I'm young and inexperienced, but that doesn't mean you can talk down to me.'

- Нашему брату-милиционеру, Яков Кириллович, - негромко сказал он, - работать тяжело стало. Просто так тяжело, Яков Кириллович, что хоть стой, хоть падай. (В. Липатов, Деревенский детектив) — 'We militiamen, Yakov Kirillovich,' he said quietly, 'are having a hard time. So hard, Yakov Kirillovich, that it really gets you down.'

- Ты, старуха, ума, ли чё ли, решилась, - обижается Василиса... Ты сморозишь - хоть стой, хоть падай. (В. Распутин, Василий и Василиса) — 'Have you gone clean out of your mind, or something, in your old age?' objects Vasilissa, offended... 'Whatever nonsense will you come out with next!'

Гасилов не только весело смеялся, он хохотал во всё горло. (В. Липатов, И это всё о нём) — Gasilov was not merely chuckling merrily. He was hooting with laughter.

[Стрельцам] хуже редьки надоела тяжёлая служба, хотелось вернуться в Москву, к стрельчихам, к спокойной торговлишке и ремёслам. (А. Толстой, Пётр Первый) — They were sick to death of heavy work, and wanted to return to Moscow, to their families and trades.

Емельян. Поэму "Извозчик" знаете? Слухайте. "И-и-и-эх, сглодал меня, парня, город..." Флавий. Брось, гений! Надоел твой "Извозчик" хуже горькой редьки. Слышать не могу! (В. Катаев, Квадратура круга) — Emelyan. Do you know my latest, 'The Izvozchik'? Listen: Ekh, the city has gnowed me to pieces... Flavius. Choke up, genius! I'm sick of your 'Izvozchik'. I can't listen to it any more.

Коммерческое училище мне надоело хуже горькой редьки. (В. Беляев, Старая крепость) — I was fed up to the back teeth with the commercial school.

- Заблудший ты, Пименов! Клянусь, глубоко заблудший!.. - Надоели клятвы, Куликов. Надоели хуже горькой редьки! (С. Залыгин, Пилот первого класса Куликов) — 'You're mistaken, Pimenov! I swear you're profoundly mistaken!..' 'I'm fed up with you, Kulikov. Fed up to the teeth!'

Я ему надоел хуже горькой редьки рассказами о том, какая ты у меня хорошая, красивая и замечательная. (В. Липатов, И это всё о нём) — I've already bored him stiff talking about what a fine, beautiful and remarkable fiancee I've got.

- Убедительно прошу простить меня за то, что я изменил место и время нашей встречи, но, знаете ли, человек предполагает, а бог располагает... (В. Липатов, И это всё о нём) — 'I'm extremely sorry for changing the time and place of our meeting, but, as they say, man proposes and God disposes.'

В существование такого человека Аркадий Заварзин, конечно, не верил - его быть не могло, но... А вдруг? Чём чёрт не шутит! (В. Липатов, И это всё о нём) — Arkady Zavarzin could not believe in the existence of anyone like that - he couldn't be real, but... Well, wonders never cease!

Такая милая, располагающая к себе женщина... Честное слово, когда он впервые её увидел, подумал: чем чёрт не шутит? В конце концов, ему не сто лет. (В. Черняк, Час пробил) — Such a sweet, prepossessing woman... In all honesty, the first time he had lain eyes on her he had thought, Why the devil not? After all, he wasn't a hundred.