двадцатилетний

ezredik \évforduló — тысячелетие;

Ces leçons, desquelles Lucien sortait avec l'œil en feu, furent tournées en ridicule par ses camarades. Un homme de vingt ans se soumettre à étudier comme un enfant, et encore avec un vieux soldat, qui ne pouvait parler sans faire des cuirs. (Stendhal, Lucien Leuwen.) — Эти уроки, после которых у Люсьена горели глаза от восторга, стали предметом насмешек его однополчан. Двадцатилетний офицер садится за парту, подобно ребенку, мало того, поступает в учение к старому солдату, который не может связать двух слов без ошибок.

Au moment où Louis XVI, à vingt ans, devient roi, il ne faut pas seulement regarder l'état de la France. Il faut regarder l'état de l'Europe. Cette Europe est sinistre. C'est un âge de grands carnas-siers. Frédéric de Prusse et Catherine de Russie, une Allemande, ont commencé le partage de la Pologne auquel ils ont associé l'Autriche [...]. Tel était le monde lorsque la plus grande part des Français rêvait d'une rénovation de l'humanité et d'un âge d'or. (J. Bainville, Histoire de France.) — В тот период, когда двадцатилетний Людовик XVI стал королем, важно учитывать положение не только Франции, но и Европы в целом. В Европе творились зловещие дела, это была эпоха могущественных хищников. Фридрих прусский и русская императрица Екатерина, немка по рождению, раздирали на части Польшу, и вскоре к ним присоединилась и Австрия. Таков был этот мир, в котором большая часть французов мечтала об обновлении человечества и наступлении золотого века.

Nous savons que "l'âge d'or" de la littérature anglaise est aussi l'âge le plus atroce de l'histoire des Anglais, guerre au dehors, guerre au dedans, croissance brutale de la Réfor-me, et que le berceau de Shakespeare flotte sur un fleuve de sang. (E. Faure, L'Esprit des formes.) — Мы знаем, что золотой век английской литературы был самым жестоким веком в истории Англии: страну раздирали война за рубежом, гражданская война, насильственное насаждение реформы и что колыбель Шекспира носилась по волнам рек человеческой крови.

Alors Coqueville entra dans un âge d'or. On ne faisait plus rien. (É. Zola, La fête à Coqueville.) — Тогда для Коквиля наступили золотые денечки. Никто ничего не делал.