горькую

Tronchin est sans illusions: il ne faut pas espérer que Voltaire va devenir un adorateur de la Providence parce que Jean-Jacques l'aura morigéné. Au contraire, il se raidira. "On ne guérit pas à soixante ans des maux qui commencent à dix-huit", disait Tronchin. Voltaire absorbe la pilule sans réagir. (J. Orieux, Voltaire ou la royauté de l'esprit.) — У Троншена нет иллюзий: нельзя надеяться на то, что Вольтер станет преклоняться перед Провидением только потому, что на него обрушился Руссо. Напротив, он будет держаться твердо. "В шестьдесят лет не излечиваются от болезни, которой страдают с восемнадцати", заключает Троншен. Вольтер проглотил эту горькую пилюлю, не сморгнув.

J'ai pour camarades de sombres idiots qui boivent sec. (A. Wurmser, Interdiction de séjour.) — Мои товарищи по работе - мрачные кретины, которые к тому же пьют горькую.

... elle faisait un singulier contraste avec Melchior et Jean-Michel, tous deux grands, larges, des colosses à la figure rouge, au poing solide, mangeant bien, buvant sec, aimant rire, et faisant grand bruit. (R. Rolland, L'Aube.) —... Луиза составляла странный контраст Мельхиору и Жану-Мишелю, двум огромным широкоплечим великанам, с красными лицами, тяжелыми кулаками, которые много ели, крепко пили, громко смеялись и шумели.

- Elle boit sec, dit le soldat avec admiration. (S. de Beauvoir, Le sang des autres.) — - А она здорова пить, - с восхищением сказал солдат.

Ensuite, à l'occasion du 14 juillet, en pavoisant la ville, en allumant des bûchers de joie, en donnant des concerts, en plantant des arbres de la Liberté, en mangeant gros, en buvant sec. (J. Anglade, Les ventres jaunes.) — Потом (празднуя столетие Революции 1789 г.) 14 июля жители разукрасили городок флагами, зажигали праздничные костры, приглашали музыкантов, сажали деревья Свободы, объедались до отвала, напивались допьяна.

Il le savait qu'elle avait la dalle en pente et buvait sec. (R. Chaviré, Mademoiselle de Boisdauphin.) — Он знал, что она любит выпить и притом крепко.

Bardavoine buvait comme une éponge et il n'était pas ivre. Mais il était écarlate, et le garçon le regardait, à la dérobée, avec inquiétude. (R. Jouglet, L'espoir est pour demain.) — Бардавуан пил, не переставая, но пьян не был. Лицо его было багровым, и гарсон с беспокойством поглядывал на него украдкой.

Les langues se délièrent. Trente rudes gaillards s'escrimaient de la fourchette, buvaient comme des éponges, parlaient ensemble, racontaient pour la centième fois la même aventure. (J. Fréville, Plein vent.) — Языки развязались. Тридцать крепких молодых парней лихо заработали вилками, опрокидывая стакан за стаканом, говорили все хором и рассказывали в сотый раз одну и ту же историю.

Capitaine, s'il est vrai que de votre vivant vous jurâtes comme un païen, fumâtes comme un Suisse et bûtes comme un sonneur, que néanmoins votre mémoire soit honorée, non seulement parce que vous fûtes un brave, mais aussi parce que vous avez révélé à votre neveu en pantalons courts le sentiment de l'héroïsme! (A. France, Le Crime de Sylvestre Bonnard.) — Капитан, хотя вы при жизни немилосердно богохульствовали, беспрестанно курили и беспробудно пьянствовали, о вас тем не менее сохранится добрая память не только потому, что вы сами были храбрым солдатом, но и потому, что вы открыли вашему племяннику в коротких штанишках все величие героизма!

- Nous connaissons à Toulouse une dame de Venise d'une beauté étonnante, dit Noèlle... mais elle est impossible. Elle fume la pipe et elle boit comme un Polonais. (M.-A. Comnène, L'Ange de midi.) — - Мы знаем в Тулузе одну венецианку изумительной красоты, - сказал Ноэль, - но она просто ужасна: курит трубку и пьет горькую.

Pas très grand, mais râblé et les jambes solides, taillé pour vivre quatre-vingts ans s'il ne s'était pas mis à boire comme un trou. (E. Dabit, Train de vie. Mère et enfant.) — Среднего роста, коренастый, крепко сколоченный, Александр мог бы дожить до девятого десятка, если бы не начал пить как лошадь.

M. Turcaret. - Laissez-moi parler; je veux vous dire vos vérités. (A. R. Lesage, Turcaret.) — Тюркаре. - Дайте мне сказать. Я хочу открыть вам глаза.

Nana, malheureusement, ne put en entendre davantage. Cette conversation la vexait, elle brûlait de dire ses quatre vérités à cette femme honnête. (É. Zola, Nana.) — К несчастью, Нана была не в силах это слышать. Разговор этот просто выводил ее из себя. Она сгорала от нетерпения крикнуть в лицо этой порядочной женщине то, что она о ней думает.

La sentence reconnaît la culpabilité [...] Il ne crie pas, il gémit. C'est un de ses plus mauvais rôles: il pleure misère, on le mit sur la paille, les pauvres sont désormais plus riches que lui... Jore se fait un jeu de prouver que Voltaire possède trente mille livres de rente (le finaud ne sait pas tout). Alors, faisant contre mauvaise fortune bon cœur, Voltaire se résigne. (J. Orieux, Voltaire ou la royauté de l'esprit.) — Суд выносит решение не в пользу Вольтера [...] Он не кричит, а стонет, и это наихудшая его роль. Он жалуется на бедность, на то, что его лишают куска хлеба, даже нищие богаче, чем он... Жору ничего не стоит доказать, что у Вольтера тридцать тысяч ливров годового дохода (при всей его пронырливости Жор учел далеко не все.) И тогда, скрепя сердце, Вольтер сдается.

Elle faisait contre mauvaise fortune bon cœur. "Mon mari ne se décourage nullement..." Pourtant elle se rongeait. Deux filles à élever... Pas d'argent... Une mère ruinée... Un frère prodigue... En 1836, Laure avait été malade de tristesse et d'angoisse. (A. Maurois, Prométhée ou la vie de Balzac.) — Лора стойко переносит превратности судьбы. "Мой муж нисколько не утратил мужества..." И все же ее мучили заботы. Две дочери, их надо вырастить, воспитать... Денег нет... Мать разорена... Брат - расточитель. В 1836 году Лора заболела от страха перед завтрашним днем и печали.