Генералов

И начал мужик на бобах разводить, как бы ему своих генералов порадовать... (М. Салтыков-Щедрин, Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил) — Then the muzhik cudgelled his brains for words with which to thank his officials...

- Шиянов теперь в лепёшку разбивается, чтобы доказать, что его бить собирались... Перед завтраком они с Униловским гадали на кофейной гуще, кто мог замахнуться. Выходит, что Вайлис. (Л. Соболев, Капитальный ремонт) — 'Shiyanov will try his damnedest now to prove they were going to hit him... Just before lunch he and Unilovsky were making wild guesses who could have raised his hand against him. The tea leaves told them it was Vailis.'

генерал иезуитов, тж. "чёрный папа" (глава монашеского ордена "Общество Иисуса"; ходит в чёрной сутане в отличие от белых одежд Папы Римского) — black pope

пастырь-генерал (у францисканцев, капуцинов) — minister general

Встал мужичина: видит, что генералы строгие. Хотел было дать от них стречка, но они так и закоченели, вцепившись в него. (М. Салтыков-Щедрин, Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил) — The muzhik rose to his feet and saw that this was no joking matter. These were very stern officials. At first he wanted to show them his heels, but they pounced on him and held on like grim death.

- Вот жулики - разведку поставили, а? Точно настоящие воины. А только как увидел, что тут прибыли не в жмурки играть, - эх, и стрекача задал назад! (А. Новиков-Прибой, В бухте "Отрада") — 'They've got scouts, the blighters - would you believe it! Just like a regular army. But the moment he saw we hadn't come here to play hide-and-seek, he beat it quick.'

- У страха глаза велики!.. Попадали от страха, а старший по команде вместо того, чтобы собрать людей, половину бросил, а сам дал стрекача по шоссе. (К. Симонов, Живые и мёртвые) — 'Fear has big eyes!... They fell down in fright, and instead of getting his men together, the senior in command abandoned half of them and did a bunk down the road.'

Я поднимался по скрипучей лестнице старого замоскворецкого дома и на каждом пролёте переводил дух, решая про себя задачу: не задать ли стрекача? Первый раз в жизни шёл я к настоящей, живой артистке! Страшно-то как! (В. Астафьев, Старое кино) — I was climbing the creaking stairs of an old Moscow house and on every flight I paused to draw breath, trying to make up my mind: should I turn tail? For the first time in my life I was going to visit a real live actress. It was rather alarming!

Долго ли, коротко ли, однако генералы соскучились. Чаще и чаще стали они припоминать об оставленных ими в Петербурге кухарках и втихомолку даже поплакивали. (М. Салтыков-Щедрин, Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил) — The long and the short of it was that after a while the officials got homesick. Ever and again they would think of the cooks they had left in St. Petersburg and even cry a little on the quiet.

Арина Петровна даже глаза зажмурила: так это хорошо ей показалось, что все живут на всём на готовеньком, у всех-то всё припасено, а она одна - целый-то день мается да всем тяготы носит. (М. Салтыков-Щедрин, Господа Головлёвы) — Arina Petrovna closed her eyes, it was so delightful to think of everyone living carefree, everything provided for them, while she alone knew no rest from morning to night bearing other people's burdens.

Сделались наши генералы весёлые, рыхлые, сытые, белые. Стали говорить, что вот они здесь на всём готовом живут, а в Петербурге, между тем, пенсии ихние всё накапливаются. (М. Салтыков-Щедрин, Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил) — The two officials were blithe and merry and became so nice and plump that it was good to look at them. 'It's not so bad here, after all,' they would say. 'Here we are, we have all we want, and at home in St. Petersburg our pensions are piling up into a tidy sum.'

Напились генералы кофею, наелись сдобных булок и надели мундиры. Поехали они в казначейство, и сколько тут денег загребли - того ни в сказке сказать, ни пером описать! (М. Салтыков-Щедрин, Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил) — The high officials had a cup of coffee, ate white rolls and put on their uniforms. Then they set out for the treasury. And the heaps of money that had gathered no tale can tell nor pen describe.

И каких страхов он, старый пискарь, натерпелся, покуда его по реке волокли, - это ни в сказке сказать, ни пером описать. (М. Салтыков-Щедрин, Премудрый пискарь) — And oh, the fright his old father had as they dragged him along - no tongue can tell nor pen describe.