richer

The Sisters of Oriza, Margaret Eisenhart said, was a group of women who liked to help others— / “And gossip amongst theirselves,” Eisenhart growled, but he sounded good-humored. / “Aye, that too,” she allowed. / They cooked for funerals and festivals (it was the Sisters who had put on the previous night’s banquet at the Pavilion). They sometimes held sewing circles and quilting bees after a family had lost its belongings to fire or when one of the river-floods came every six or eight years and drowned the smallholders closest to Devar-Tete Whye. It was the Sisters who kept the Pavilion well-tended and the Town Gathering Hall well-swept on the inside and well-kept on the outside. They put on dances for the young people, and chaperoned them. They were sometimes hired by the richer folk (“Such as the Tooks and their kin, do ya,” she said) to cater wedding celebrations, and such affairs were always fine, the talk of the Calla for months afterward, sure. Among themselves they did gossip, aye, she’d not deny it; they also played cards, and Points, and Castles. / “And you throw the plate,” Roland said. / “Aye,” said she, “but ye must understand we only do it for the fun of the thing. Hunting’s men’s work, and they do fine with the bah.” — Сестры Орисы, – продолжила Маргарет, – это группа женщин. Которым нравится помогать другим… / – И сплетничать о других, – пробурчал Эйзенхарт, но очень уж доброжелательно. / – Ага, и это тоже, – признала она. / Они готовили угощение на поминки и праздники (именно сестры накрывали столы в Павильоне прошлым вечером). Если у кого-то сгорал дом или чью-то ферму затапливало при разливе Девар-Тете, сестры организовывали сбор помощи. Они же поддерживали чистоту и порядок в Павильоне и городском Зале собраний. Устраивали танцы для молодежи и следили за соблюдением приличий. Богатые люди (вроде Тука), иногда нанимали их для проведения свадебных церемоний, и такие свадьбы, будьте уверены, оставались в памяти жителей Кальи на долгие месяцы. В своем кругу они, конечно же, сплетничали, она этого не отрицала, а также играли в карты, “очки”, “замки”. / – И вы бросаете тарелку, – добавил Роланд. / – Ага, – кивнула она, – но ты должен понимать, что мы это делаем только для развлечения. Охота – мужская работа, и они отлично управляются с арбалетом. (ТБ 5)

He... learned that love is not all pleasure, but can be agony and heartache, martyrdom and sacrifice. He learned what the clergyman was talking about in the marriage service: ‘For better for worse, for richer for poorer, in sickness and in health, to love and to cherish till death us do part.’ (U. Sinclair, ‘World's End’, ch.14) — Ланни... узнал, что любовь - это не только счастье, но и горькая мука, самоотречение и боль. Он понял, что значат слова священника, произносимые во время венчания: "На радость и горе, в богатстве и бедности, в здоровье и немощи любить и лелеять, пока смерть не разлучит"

Ethel: "...I married Howard. I took him for better, for worse." (W. S. Maugham, ‘For Services Rendered’, act 3) — Этель: "...Я вышла замуж за Хауарда, чтобы делить вместе с ним и радость и горе."

When we tell our shipmates about all the wonderful people we've seen they'll be green with envy. (N. Coward, ‘Collected Short Stories’, ‘A Richer Dust’) — Наши товарищи по плаванию лопнут от зависти, когда мы расскажем им, каких замечательных людей мы повстречали.

I could not but wish that I had kept my own counsel or that I had sworn my first interviewer to secrecy. I found it very boring to repeat the same thing a dozen times to a dozen interviewers. (W. S. Maugham, ‘Plays’, ‘Preface’) — Куда было бы лучше, если бы я держал язык за зубами или заставил журналиста, взявшего у меня первое интервью, поклясться, что он будет хранить его в секрете. Я обнаружил, что очень скучно повторять одно и то же десять раз в десяти интервью.

Powell did not know why it was he had resolved to keep his own counsel as to his colloquy with Mr. Smith. (J. Conrad, ‘Chance’, part II, ch. III) — Пауэлл и сам не знал, почему он решил помалкивать о своей беседе с мистером Смитом.

He was already richer than any two of the other children put together, but he chose to keep his counsel and to pretend modesty of fortune. (Th. Dreiser, ‘Jennie Gerhardt’, ch. XXXIX) — Состояние Роберта уже вдвое превышало состояние остальных детей, но он держал это в тайне и делал вид, что располагает весьма скромными средствами.

There is no royal road to learning... (A. Trollope, ‘Barchester Towers’, ch. XX) — К знанию легкого пути нет...

Those of my age faced with terrific need for action... Possibility of greater richer life than has ever been known. Either we shall drop back, or jump on several centuries in a generation. How much there is to be scrapped, how much to be learned, absorbed, integrated. But no panaceas, no formulae, no royal roads. (R. Aldington, ‘Very Heaven’, part 1, ch. 8) — У людей моего поколения чудовищная потребность действовать... Возможность невиданно богатой, величественной жизни. Или мы отстанем, или мы за одно поколение перепрыгнем через несколько столетий. Как много нужно изучить, усвоить. И никаких панацей, никаких готовых формул, никаких проторенных путей.

Another effect of his bereavement was the strange lessening of friction in his home life. Lenore, softened perhaps by the passing wings of the Angel of Death, became kinder in her everyday manner, drank a little less and made fewer sarcastic wisecracks. (N. Coward, ‘Collected Short Stories’, ‘A Richer Dust’, ch. VII) — Другим последствием смерти брата было уменьшение трений в семье Моргана. Возможно, что посещение дома ангелом смерти смягчило Ленору. Она стала добрее, меньше пила и реже отпускала язвительные остроты.

Sid found himself... between two ladies at outstanding glamour. One was Mae Letzig, who had been whisked by the lost from under the iron heel of the Nazis in Vienna. (N. Coward, ‘Collected Short Stories’, ‘A Richer Dust’) — Сид оказался... между двумя исключительно интересными дамами. Одна из них, Мэй Летциг, была спасена хозяином, который вырвал ее из-под железной пяты фашистов в Вене.