pondered

You, whited sepulchre! The door clicked before he could answer the odd insult... (J. Galsworthy, ‘Caravan’, ‘Virtue’) — "Эх ты, гроб повапленный!" Дверь захлопнулась раньше, чем он смог ответить на это странное оскорбление...

Could the public be induced to vote for him with all the churches fulminating against private immorality, hypocrites, and whited sepulchres? (Th. Dreiser, ‘The Titan’, ch. XLIV) — Кому будет охота голосовать за него, когда во всех церквах только и слышишь, как громят прелюбодеяние, лицемерие и фарисейство?

...we... can never forget the petty annoyances, the humiliating treatment, the rank injustices, the frustrations, the avoidable human suffering, and the evil atmosphere of this whited sepulchre of a place. (E. Flynn, ‘The Alderson Story’, ch. XXV) —...мы... никогда не забудем всех тех мелочных придирок, бесконечных унижений и грубых несправедливостей, которые нам пришлось испытать; мы всегда будем помнить, как людей там доводили до отчаяния, как их заставляли выносить ничем не оправданные страдания, задыхаться в гнусной атмосфере этого кладбища человеческих душ.

What most failed to realize was that Lincoln International, like a surprising number of other major airports, was close to becoming a whited sepulchre. Mel Bakersfield pondered the phrase whited sepulchre while riding in darkness down runway one seven, left. It was an apt definition, he thought. The airport's deficiencies were serious and basic, yet, since they were mostly out of public view, only insiders were aware of them. (A. Hailey, ‘Airport’, part I, ch. 8) — Большинство людей не подозревало, что международный аэропорт Линкольн, так же как и большое число других крупных аэропортов, вот-вот обратится в своего рода гроб повапленный. Мел Бейкерсфилд обдумывал это выражение в то время, как в темноте ехал по левой взлетно-посадочной полосе. Он считал подобное определение удачным. У аэропорта были очень крупные недостатки. Но о них знали только сотрудники аэропорта, так как в большинстве случаев посторонние не могли их заметить.

The Bishop pondered. the Brutality and boastfulness of his brother filled him with disgust. It seemed incredible that God could have chosen such an instrument for His work, yet it might be that he had done so just because he was the man he was, in order to put him, Blasco de Valero, to shame for his unforgiven sin. If so, it was his to kiss the rod. (W. S. Maugham, ‘Catalina’, ch. XVI) — Епископ задумался. Жестокость и хвастовство брата вызывали у него отвращение. Казалось невероятным, что Бог избрал своим орудием такого человека. А может быть, потому и избрал, чтобы пристыдить его, Бласко де Валеро, за грех, который Бог не мог простить ему. В таком случае ему не оставалось ничего другого, как покориться своей несчастной судьбе.

I sat and pondered. I thought what an interesting case I must be from a medical point of view, what an acquisition I should be to a class! Students would have no need to "walk the hospitals", if they had me. I was a hospital in myself. All they need do would be to walk round me, and, after that, take their diploma. (J. K. Jerome, ‘Three Men in a Boat’, ch. I) — я сел и задумался: какой интересный случай я представляю с медицинской точки зрения! Ведь я находка для студентов! Им не нужно будет приходить в больницу на практику, имея дело со мной. я заменил бы для них целую больницу. Единственное, что студентам нужно было бы делать, - это ходить вокруг меня и после этого получить диплом.