бога+бытие

aeon - вечность; непрерывная длительность, неизменная в своей природе, имеющая начало, но не имеющая конца (Simplicius, Phys. IY, 154). Согласно Фоме (Quaest. Quodl. Y, q. 4, a.7 concl.): "Вечность (aeon) есть не что иное как причастие к божественной вечности, так что субстанциальная вечность является атрибутом самого Бога, но aeon означает причастие к вечности, духовным надвременным сущностям". Aeon есть посредник между временем и вечностью (eternity). Фома указывает (Sum. Theol. 1, q. 10, a. 5 concl.): "Так как вечность (eternity) есть мера непрерывного бытия, в том смысле, что все исходит из неизменного бытия, а следовательно из вечности, то конкретные вещи исходят из неизменности бытия таким образом, что их бытие является субъектом изменения и состоит из изменения, и вещи этого сорта измеряются временем, как например, движение и подобие составляют бытие всех изменяющихся вещей. С другой стороны, конкретные вещи менее исходят из неизменности бытия, так как этому бытию не присуще ни изменение, ни оно само не является субъектом изменения. Тем не менее, сами вещи ограничены в изменении как актуально, так и потенциально. Это особенно ясно в случае с божественными телами, чье субстанциальное бытие неизменно; хотя наряду с неизменным бытием они имеют способность изменяться в зависимости от места. Особенно это ясно в случае с ангелами, потому что они имеют вечное бытие наряду с изменчивостью в зависимости от предопределения, насколько это свойственно их природе и в согласии с их интеллектом, включенностью и местом в ангельской иерархии. Следовательно, вещи подобного рода имеют критерием или мерой вечность (aeon), которая является посредником между божественной вечностью (eternity) и временем. Бытие, измеряемое вечностью, как не является изменчивым, так и не имеет отношение к изменчивости. Так время бывает предшествующим и последующим: вечность не содержит в себе предшествования и последования, они объединены в нем; божественная вечность не имеет предшествования и последования и несовместима с вними."

вечность, эра, зон; непрерывная длительность, неизменная в своей природе, имеющая начало, но не имеющая конца. Согласно Фоме: «Зон есть не что иное, как причастие к Божественной вечности, потому что субстанциальная вечность является атрибутом самого Бога, но aeon означает причастие к вечности, духовным надвременным сущностям» (Thomas Aquinas. Quaest. Quodl. V, q. 4, a. 7 concl.). Зон есть посредник между временем и вечностью (aeternitas). Фома пишет: «Так как вечность есть мера непрерывного бытия в том смысле, что все исходит из неизменного бытия, а следовательно, из вечности, то конкретные вещи исходят из неизменности бытия таким образом, что их бытие является субъектом изменения и состоит из изменения, и вещи этого рода измеряются временем, как, например, движение и подобие составляют бытие всех изменяющихся вещей. С другой стороны, конкретные вещи менее исходят из неизменности бытия, так как этому бытию не присуще изменение и оно само не является субъектом изменения. Тем не менее сами вещи ограничены в изменении как актуально, так и потенциально. Это особенно ясно в случае с божественными телами, чье субстанциальное бытие неизменно; хотя наряду с неизменным бытием они имеют способность изменяться в зависимости от места. Особенно это ясно в случае с ангелами, потому что они имеют вечное бытие наряду с изменчивостью в зависимости от предопределения, насколько это свойственно их природе и в согласии с их интеллектом, включенностью и местом в ангельской иерархии. Следовательно, вещи подобного рода имеют критерием или мерой [иную] вечность (aeon), которая является посредником между божественной вечностью и временем» (Thomas Aquinas. Sum. Theol. I, q. 10, a. 5 concl.).

общее, всеобщее, универсалии. Проблема универсалий возникла в античной философии. Обсуждение ее продолжилось в раннехристианской мысли, для которой она имела основополагающее значение в связи с идеей творения мира по Слову. Будучи всеобщим, Слово двуосмыслило идею универсалий: как общего для человека и как общего для Бога, имея онтологическое значение. Сначала неоплатоник Порфирий, проанализировал точку зрения Аристотеля, во «Введении» к его «Категориям» сформулировал эту проблему: «Существуют ли они самостоятельно или же находятся в одних только мыслях, и если они существуют, то тела ли это или бестелесные вещи, и обладают ли они отдельным бытием или же существуют в чувственных предметах и опираясь на них» (Порфирий. Введение к «Категориям» //Аристотель. Категории. М., 1939. С. 53). Позднее ее анализ стал развиваться в трех направлениях, которые в конце Средневековья получили названия реализма (общее до вещей, ante res), концептуализма (общее в вещах, in rebus) и номинализма (общее после вещей, post res) и которые по сути представляли разные аналитические задачи. Если реалистическое направление в основном исследовало проблему самостоятельного существования универсалий в Божественной мысли, которая вместе есть Бытие, Истина и Слово, то концептуализм исследовал проблему связи двух сущих, благодаря которой осуществлялось причащение земного мира горнему, обнаруживались степени присущности существования бытию. Номинализм, представлявший общее имя результатом человеческой договоренности, появился как предтеча дисциплинарного разделения теологии, философии и науки и в самостоятельное направление сложился к XIV в. с появлением идеи однозначного бытия. Универсалии, по Августину, есть Закон и Слово Божие, открытые людям в ходе истории. Общее - это повтор и тождество смыслов и значений сказанного, свидетельствующих о воздействии одного и того же духа. На этом основании для него перевод Септуагинты является более предпочтительным, чем перевод Библии одним Иеронимом, потому что сказанное многими есть свидетельство того, что «как бы едиными устами проявился тот же самый единый Дух» (Августин. О Граде Божием. 1994., Т. 4. С. 72). В основании знания лежит личный, непосредственный опыт, согласованный с тем общим, что его связывает с опытом других. Связь обеспечивается Писанием - произведением универсально-личностным, несущем в себе возможности верификатора, связанного с живым субъектом и истребующего отклика. Боэций в решении этой проблемы занял концептуалистскую позицию: родовые сущности, или субстанции, являясь именами, существуют в конкретной вещи, хотя мыслятся помимо тел. Универсалия целиком и полностью находится в ней, что подчеркивает ее внутреннее происхождение. Единичное при такой тесной связи с субстанцией предстает как субъект-субстанция (см. SUBSTANTIA SUBIECTA). Имя субстанции в таком случае двуосмысливается: оно не просто прилагается к вещам, имеющим разные определения, а прилагается к вещи, внутри самой себя двуосмысленной, ее имя может быть и ее собственным именем, и именем субстанции, что Боэций назвал эквивокацией (см. AEQUIVOCATIO). В делении рода на наивысший (то, больше чего нет) и подчиненный (вид) Боэций обнаружил эквивокативность самих понятий, которые представляют степени общности и традиционно связаны с теорией определений. Однако, по Боэцию, определению подлежат индивиды и подчиненные роды (виды), поскольку определение возможно на основании рода. Наивысшие роды могут быть только описаны через собственные признаки, способствующие пониманию, но не являющиеся понятиями. Общим для наивысших родов оказывается имя бытия: «О каждом из них можно сказать, что он есть. Ведь субстанция есть, и качество есть, и количество есть, и то же самое говорится обо всех остальных. Глагол „есть" говорится обо всех одинаково, но при этом им всем присуща не какая-то одинаковая субстанция или природа, но только имя» (Боэций. Комментарий к Порфирию // Боэций. Утешение философией. С. 11-12). Поскольку же наивысший род целиком и полностью входит в единичную вещь, в итоге создаются логические основания для ее неопределенности; определения этой вещи через подчиненные роды охватывают ее не полностью, но выражают направленность логического внимания на ее некие статусы. Универсальными оказываются только имена. Представлением эквивокативности имени как универсалии задается не эманационная, а креативная модель мира. Имя есть связь двух миров: Божественного и человеческого. «Божественная душа», которая понимает недоступное чувствам, дает имена «рассуждениям разума, тем самым делая его понятным» (там же. С. 6). Роль универсального транслятора имен, обеспечивающего не только связи между вещами и способами их интеллектуального выражения, но и возможности смысловых преобразований осуществляют акцидентальные признаки.

Конец XI в. знаменуется «спором об универсалиях». Предметом обсуждения были идеи сходства и тождества вещей (сведение их в одно, собирание, collectio) и их отличие, возможности их универсальной выраженности. Номиналистические идеи Росцелина, касающиеся отношений единства и троичности Бога, были направлены на выработку доказательной точности. Росцелин поставил проблему возможности конвенционального существования универсалий. Эта проблема выражена в виде вопросов: 1) если в реальном бытии Бога нет никакой различенности, то его понимание как Троицы не есть ли дело конечных людей, и потому приложение к Нему универсальных имен конвенционально? 2) если речь идет о реальном, а не словесном различении Божественных Персон, то нельзя ли допустить троичность субстанций? 3) если трех лиц не может быть там, где нет трех вещей, а трех вещей нет там, где нет множества, то возможна ли троичность там, где нет множества? 4) можно ли утверждать, что Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой тождественны, если у не имеющих множества Лиц не может быть даже подобия? Ведь подобие предполагает несходство, а сходство предполагает наличие разных вещей; 5) тождественны ли выражения «троичный Бог» («троичная субстанция») и «три Бога» («три субстанции»), «три речи» и «тройная речь», если учитывать, что выражение «двойной удар» означает два удара? 6) почему имя «Бог» - единичное имя, а не универсалия, если существует множество различенных субъектов, им предицируемых: Отец есть Бог, Сын есть Бог, Святой Дух есть Бог? (См.: Петр Абеляр. Теология Высшего блага // Петр Абеляр. Тео-логические трактаты. С. 174-177).

Ансельм Кентерберийский выводил универсалии из души и высказывающей речи. Он фиксирует логическое внимание на укорененности любого обозначения вещи в Божественном уме. У Ансельма всякая субстанция понимается как универсалия, однако если номиналисты рассматривали субстанциальное имя как однозначное, то у Ансельма и имя субстанции, и понятие существования эквивокативно: субстанция - это и род в родо-видовых отношениях, существующая в единичных вещах (телах), и Божественная сущность, понятая как «вечный, недвижный, неизменный, простой, неделимый Дух» (Ансельм Кентерберийский. Монологион // Ансельм Кентерберийский. Соч. С. 77). Ансельм полагает, что единство двух субстанций осуществляется актом интеллектуального «схватывания», или конципирования, которое выражено в высказывании и благодаря которому обнаруживается истина, которая определяется как «правильность, воспринимаемая одним лишь сознанием» (Ансельм Кентерберийский. Об истине // Там же. С. 186). Любая вещь существует потому, что было высказано, что она существует (там же. С. 169). Истина, или правильность, одна, неизменна и не зависит от обозначения (см. SIGNIFICATIO). Она не исчезает при исчезновении обозначения. Напротив, только в соответствии с нею требуется обозначение того, что должно быть обозначено, а поскольку истина и слово суть одно, то и сама истина требует обозначения того, что должно быть обозначено. Обозначение требуется для перевода единого универсального в разнообразное. Следовательно, по Ансельму, не потому существует много правильных обозначений и соответственно много единичных правильностей, что есть много вещей, а напротив: вещи существуют правильно в том случае, когда они существуют согласно должному, что свидетельствует о том, что у них одна правильность, или истина. Сами вещи и их обозначения существуют благодаря ей, которая существует не в вещах (позиция концептуализма) и не из них (позиция номинализма), а сама по себе до и вне вещей. В основе концепции Петра Абеляра лежит идея концепта (см.: CONCEPTUS), связанного с анализом речевого высказывания, что предполагало разделение словесности на язык и речь. Опора на речь позволила определить позицию Абеляра как сермонизм, или диктизм. Универсалии, по Абеляру, - не вещь и не имя вещи. Это их всеобщая, звуком выраженная связь. Способом, позволяющим осуществить такую связь, является возможность 1) превращения общего в вещь и 2) обнаружения его как вещи и не-вещи. Логически эту возможность предоставляет глагол «есть», предоставляющий несколько форм связи: 1) действие, отсылающее к предикации вещи, 2) отождествление («есть» это то). Вещь при этом исчезает, но исчезает и различие между субъектом и предикатом; 3) происхождение («есть» означает эманацию свойства). Само происхождение предстает как перенесение качеств субъекта на вещь и как правильное «схватывание» вещи словом, где значит каждый звук, выражающий вещь. Поэтому наивысший смысл концепта есть извещение (enuntiatio), т. е. изречение как схваченность смысла в определенный (здесь и сейчас) момент времени. Слово, таким образом, имеет статус осмысленной речи. Речь связана со смыслами, не выраженными вербально, но подразумеваемыми в уме и естественно возвращающими к первообразам, которые обогащены этими смыслами.

В XIII в. своеобразный концептуалистский синтез идей относительно универсалий осуществил Фома Аквинский. В XIV в. Проблему универсалий в концептуалистском духе решал Дуне Скот, который понимал под универсалиями реальность связей. Оккам выдвинул три основания, согласно которым универсалии не являются особыми реальными субстанциями, существующими вне человеческой души, они только образ и знак вещей. Знаки называются терминами (см. TERMINUS).

достоя́ние (с) существова́ние (с)

истинная добродетель, полнота добродетелей; исполнение Закона; явление душе в качестве добродетелей благодати, благодаря которой осуществляется причастие человека Богу; противоположность ненависти, осуществляющей приобщение человека к «ничто»; условие познания. По Августину: «Мы существуем, и знаем, что существуем, и любим это наше бытие и знание» (Августин. О Граде Божием. М., 1994. Т. 2. С. 216). Тот, «кто поставил для себя  правилом любить Бога и не по человеку, но по Богу любить ближнего, как самого себя, тот за эту, конечно, любовь называется человеком, имеющим благую волю» (Августин. О Граде Божием. Т. 3. С. 13). Слова amor, caritas, dilectio тождественны. Любовь может быть направлена как во благо, так и во зло. «Благая воля есть любовь добрая, а воля превратная - любовь дурная» (там же. С. 15). Исполнение Божественного закона любовью доказывает, что любовь есть глобальная различительная сила, выходящая за пределы завета, благодаря которой происходит распределение вещей в двузначном бытии - конечном и вечном - по иерархическому признаку: «этот добрый муж лучше другого доброго мужа» (Петр Абеляр. Диалог между Философом, Иудеем и Христианином // Петр Абеляр. Теологические трактаты. С. 365-366). Эта сила позволяет на основании благодати «прибавить нечто к предписанному долгом» (там же. С. 367); непринужденность в исполнении Закона; основание спасения («никто, обладающий любовью, не гибнет, но ни один в ней не уравнивается с другим» (там же. С. 367-368); избирательная способность души. Состояние души, при котором происходит созерцание Бога; любовь не имеет меры или границы, не относится ни к какой категории; трансценденталия; один из ликов истины. «Называется ли эта обретенная любовь, которая в небесной жизни, случаем или каким-либо иным качеством, не принесет никакой пользы ни одно из определений, потому что нельзя истинно познать ее иначе, чем на опыте, ибо он далеко превосходит всякий смысл любой науки. Столь ли важно для блаженства, считаем ли мы ее случайностью или субстанцией, или ни тем, ни другим, и, хотя мы кое-что говорим, сама она никак не изменится и не уменьшит нашего блаженства. И если ты тщательно взвесишь то, что ваши философы назвали акцидентальными и субстанциальными формами, то никакой субстанциальной формы ты не обнаружишь, потому что любовь присуща не всем, как не обнаружишь и акцидентальной формы, потому что, раз появившись, она не может более исчезнуть... Мы становимся истинно блаженными, принимая участие в видении Его и наслаждаясь Им. В этом видении при созерцании Его на нас изливается та Его высшая любовь» (там же. С. 387-388). Любовь связана с деятельностью, с познанием. По Августину, «философ есть человек, любящий Бога», «поскольку философия стремится к жизни блаженной, по любви к Богу находя в Боге наслаждение» (Августин. О Граде Божием. Т. 2. С. 23, 18). По Августину, «знание полезно лишь тогда, когда есть любовь; без любви же оно кичит, то есть приводит к гордости чрезмерно напыщенной» (там же. С. 94). Августин полагает единство любви, каким бы словом оно ни выражалось, ибо в Боге всякая любовь тождественна. Тесно связана с идеей блага. См. BONUM, CARITAS, COGNITIO, ESSE.

сущ.

персона; три Персоны (Ипостаси) Бога: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой. Термин введен Тертуллианом из юриспруденции. Боэций производит этот термин не только от «полой маски», которая непременно должна усиливать звук, но и от глагола personare, что значит «громко звучать»·, что связывает идею личности с идеей речи (Боэций. Против Евтихия и Нестория // Боэций. Утешение философией. С. 172). Предварительное определение личности у Боэция - «индивидуальная субстанция разумной природы» (там же). Однако правильно определить личность значит определить совершенную личность, т. е. Христа. Теологически более приемлемым ему кажется термин «ипостась». Из выделенных Боэцием трех состояний человека: 1) до первородного греха - бессмертного, наделенного совершать человеческие отправления, но с возможностью греха; 2) возможного - при условии преодоления искушения; и 3) послегреховного, наделенного смертностью и греховной волей, - Христос, по мысли Боэция, избирает по одному началу: из первого - потребности совершать человеческие потребности пить и есть, из второго - отсутствие греховной воли, из третьего - смертное тело, взятое с целью изгнать смерть (см. там же. С.188-189). Это действительно определение единственной совершенной личности, никакая разумная индивидуальная субстанция без этих признаков не стала бы личностью. Иоанн Росцелин полагает, что трех Ипостасей не может быть там, где нет трех вещей. Имя «Бог», на его взгляд, есть имя субстанции, а не Лица. Петр Абеляр выделил четыре значения этого слова: 1) теологическое (бытие Бога в трех Лицах); 2) грамматическое (представление одного и того же человека в трех лицах: первое лицо  - человек, говорящий о себе; второе лицо - человек, к которому обращена речь; третье лицо - человек, о котором некто говорит другому; 3) риторическое представление о юридическом лице; 4) драматический персонаж, передающий нам события и речи, - что всегда иное лицо. «Ведь и Сократ личностно иной, чем Платон, то есть отличается от него по своей собственной сущности, так что тот - не этот». Они «не отличаются на основании видового сходства, иначе говоря - каждый из них человек... но он иной, как сказано, по своей личности, то есть на основании различения внутри собственной субстанции» (Петр Абеляр. Теология «Высшего блага» // Петр Абеляр. Тео-логические трактаты. С. 170).